Любомир Левчев - Ты следующий

Я был уже морально раздавлен, причем справедливо. Но Гошкин не унимался:

— Пылесос! И сколько он стоит?

Я признался.

— Ну и как ты себе все это представляешь? Ты вернешься в Софию с пылесосом, а я — с пустыми руками. Вот иди завтра и купи мне такой же.

— О да, конечно, — вздохнул я с облегчением. — Ты даже можешь взять мой, а я пойду и куплю себе еще один.

— Нет. Ты купишь мне новый. Но такой же!

После наших воздушных одиссей Гошкин разумно решил, что возвращаться мы будем на поезде. Купе было четырехместным. Двое других наших спутников-болгар уже заняли свои места. И тут мы с ужасом увидели, что в проходе между полками стоят два пылесоса, причем точно такие же, как наши, даже упакованные в такую же бумагу. Четыре одинаковые коробки заняли почти все жизненное пространство купе. Наши попутчики оказались из софийской теплофикации. Формула их делегации была аналогичной: начальник и мелкий инженер. Шефы, разумеется, расположились на нижних полках и сразу же начали разведывательную операцию с целью узнать, кто же из них больший начальник. Мы жили во время ясных иерархий. Гошкин небрежно обмолвился, что он активный борец против фашизма и что в варненской тюрьме ему готовили смертный приговор. Но шеф управления теплофикации в ответ вытащил козырную карту: он участвовал в чешском Сопротивлении. Его арестовало гестапо (!), его провели, подталкивая штыком, через всю Прагу. Да, похоже, мы проигрывали турнир. Как только Гошкин пытался развить какой-нибудь философский вопрос, в чем он был силен, инженер тут же вспоминал о гестапо. И так до самой Унгени. Когда же мы подобрались к границе, теплофикатор впал в мрачную задумчивость:

— Слушайте, а вдруг у нас будут неприятности с этими четырьмя пылесосами?

И тут Гошкин нанес свой сокрушительный удар:

— Какие неприятности? У нас есть документ, подтверждающий, что мы их купили на свои гонорары.

Пожилой инженер разнервничался и начал ругать молодого:

— Я же говорил тебе, идиот ты этакий, получить справку?! Зачем я тебя с собой взял? Чтобы ты делал из меня посмешище? У людей есть справка, а у меня нет. Я этого не переживу!

Гошкин вроде бы его успокаивал:

— Да подожди ты, не горячись. Что может произойти?! Самое большее — это у тебя конфискуют пылесос.

— Да при чем тут пылесос, это вопрос чести. Меня вообще не интересует, конфискуют его или нет. Да я и сам могу выкинуть его в окно.

Мы его едва удержали.

— Товарищ, товарищ! — охал Гошкин. — Зачем хорошую вещь портить? Ты же помнишь, что говорил по этому вопросу Маркс? Только люмпены…

Когда в вагон вошли советские пограничники и таможенники, инженер затрясся от страха. Он смотрел испуганно, и паспорт у него в руке подрагивал. И я опасался, что он вызовет у офицеров служебный интерес. Но они поставили печать, отдали честь и вышли. После короткой паузы шеф теплофикации снова попытался завязать разговор:

— И когда меня арестовали в Праге…

Но уже было слишком поздно. Никто его не слушал. Поезд пересек невидимую границу, за которой легенды теряют смысл. Мы покинули СССР — «страну с непредсказуемым прошлым», как в скором времени назовут ее историки.

«Из-за прецессии Северный полюс неба за 25 800 лет описывает окружность около Северного полюса эклиптики с радиусом, равным наклону эклиптики к плоскости небесного экватора. За этот период становятся полярными различные звезды. 2500 лет назад полярной была звезда Бета из созвездия Малая Медведица (арабские звездочеты называли ее Кохаб). К 4000 году полярной станет звезда Гамма из созвездия Цефей…

Полярная звезда указует на дом Всевышнего, в котором сливаются все три мира».

Отравленный озлобленностью биполярного мира, человек имеет право подумать: раз Бог — это треугольник, почему тогда не быть третьему полюсу (хотя бы по воскресеньям, когда Юпитер подмигивает нам своим правым глазом?). Да и материя предпочитает складываться из трех видов элементарных частиц. И диалектика Гегеля это допускает… Тезис, антитезис…

Человек верит в елки три раза в жизни. Когда он сам ребенок. Когда у него рождается ребенок. И когда у него нет елки.

На Новый, 1961 год на нашу маленькую елку была водружена большая звезда, купленная в московском «Детском мире». Она не очень сочеталась с нашими старыми побрякушками. У каждого времени свои украшения, таинственные подарки: игрушки, с которыми ты не знаешь, что делать. А потом, когда понимаешь их ценность, оказывается, что их больше нет, они разбились…

Наши великие иллюзии оказались еще более хрупкими, чем рождественские украшения. Сегодня история напоминает мне пожелтевшую коробку, доверху наполненную старыми расколотыми игрушками.

Разбились — не склеишь — и блестящие отношения между Китаем и Россией. Мао считал, что после Сталина он автоматически становится бесспорным лидером мировой революции. Ведь, согласно учению Ленина, она движется с Запада на Восток. Советский Союз мог бы отдохнуть от убийственных трудов и позаботиться о своих золотых, но уже подкашивающихся от усталости ногах. (В отличие от древнеегипетского царя, которому его империя снилась в виде колосса с золотой головой, железным телом и глиняными ногами, Мао во сне видел СССР с золотыми ногами, железным торсом и глиняной головой.) Пусть новый гигант Китай встанет во главе колонны! И пусть Восток свободой пламенеет!

Но нет! Суета и властолюбие Никиты Сергеевича не могли допустить, чтобы кто-то другой сиял на верхушке рождественской елки, как Вифлеемская звезда.

Американские историки утверждают, что отказ Молотова принять приглашение участвовать в плане Маршалла было самой непростительной ошибкой СССР. Но отлучение Китая и конфронтация с ним — это самоубийственная глупость, сравнимая с Восточным фронтом Гитлера.

Еще не были убраны новогодние столы, как 2 января США объявили, что разрывают дипломатические отношения с Кубой. Ну, Куба не Китай! Тем не менее часть формулы повторялась.

Кто и зачем отправил это опасное приглашение на бал? Для старого американского президента поздновато, для нового — рановато.

Фидель Кастро был молод, романтично настроен и все еще казался таинственным революционером. Он сильно выделялся на фоне кремлевских тучных вождей и своим очарованием вызывал симпатию у всего мира. Даже американская «История цивилизации после Наполеона» (1979) признает, что кубинская революция была парадигмой всех национально-освободительных движений.

Я не мог даже допустить, что десять лет спустя в Гаване под огромным памятником Хосе Марти я встречусь с Фиделем и мы, как туземцы, будем похлопывать друг друга по спине. Но уже с первого мгновения, с первой новости, с первой фотографии в газете он завладел моей фантазией. В нем я видел всю красоту, все, что было растеряно революцией в XX веке. Даже Анастас Микоян испытал романтические чувства, когда приехал из Мексики в Гавану, чтобы проверить, что за птица этот Фидель…