Бенедикт Сарнов - Феномен Солженицына

Из этих его рассуждений вполне можно было сделать вывод, что какая-нибудь расхожая антисемитская формула, – скажем, что всем евреям свойствен, как выразился в одной из своих статей Карл Маркс, «гнусный еврейский торгашеский дух» – на самом деле ничего антисемитского в себе не несёт. Точно так же обстоит дело и с другими антисемитскими стереотипами, скажем: «евреи не воевали».

Кое-кому, наверно, покажется, что я тут взвожу на А. И. напраслину, что ничего похожего из этого его текста вовсе не вытекает.

Чтобы показать, что это не так, приведу другое его объяснение на эту тему, из сочинения, написанного им ещё в России и не предназначавшегося для печати ни на родине, ни за границей, а потому более откровенного:

Идея, как видим, совершенно та же, что в его ответе Ричарду Гренье. С той только разницей, что там она укутана в вату «политкорректности», а тут высказана прямо, со всей, так сказать, большевистской откровенностью.

Вот об этом я и говорил в той передаче на радио «Свобода», которую отметил в своём «Непродёре» задетый ею за живое Солженицын.

Но и тогда ещё отношение моё к Александру Исаевичу оставалось двойственным.

Я уже рассказывал, как после одной такой моей передачи сотрудник радио «Свобода» Матусевич в разговоре со мной назвал Солженицына мелким человеком, и как горячо я тогда этому воспротивился.

Да, он демонизирует убийцу Столыпина Богрова, изображая его чуть ли не главным виновником всех бед, обрушившихся на Россию в ХХ веке. Да, он написал в своём «Архипелаге», что истинным создателем системы сталинских лагерей был не «лучший друг чекистов», а Нафталий Аронович Френкель, турецкий еврей, родившийся в Константинополе и некоторое время наслаждавшийся там «сладко-тревожной жизнью коммерсанта». Но «какая-то роковая сила влекла его к красной державе». Свой портрет этого мрачного демона «ГУЛАГа» Солженицын заключает такой фразой: «Мне представляется, что он ненавидел эту страну». Вот, значит, какова была природа той «роковой силы»: тайная ненависть к России, сладострастное желание как можно лучше послужить делу её гибели.

Чушь, конечно! Фантастический антисемитский бред!

Но мало ли и ещё более крупных людей были фанатичными антисемитами? Разве не написал Достоевский, что –

Как мог я считать Солженицына мелким человеком? Ведь при мне, на моих глазах он в одиночку сражался с могущественной ядерной державой. Он прошёл войну, лагерь, одолел смертельную болезнь и сумел открыть миру правду о кошмаре сталинского ГУЛАГа. А какой это великий труженик! Даже не найдя в себе силы прочесть все эти его «Узлы», я не мог не изумляться одному только количеству написанных им страниц.

И вот этот титан, этот гигант, этот новый Давид, победивший Голиафа, – мелкий человек?

Нет, я не мог это принять. Не мог с этим согласиться. Не мог в это поверить.

А вот какую историю вспомнил однажды в разговоре со мной Ефим Григорьевич Эткинд.

В начале 70-х шел он вдвоём с Александром Исаевичем (с которым его тогда связывала тесная и, как ему казалось, прочная дружба) мимо Таврического дворца, в котором некогда заседала Государственная Дума, а теперь размещалась ВПШ – Высшая партийная школа.

– Эх! – вырвалось у Александра Исаевича, уже писавшего тогда свои «Узлы». – Как бы надо было мне побывать там, внутри! Походить по залам дворца, по его коридорам. Мыслимое ли это дело – писать о том, чего не видал собственными глазами!