Федор Раззаков - Почему не гаснут советские «звёзды»

Несмотря на обращение Высоцкого к запретным темам, осенне-зимняя атака на него была больше похожа на лёгкую зуботычину, чем на «охоту на волков» с «кровью на снегу». Какая кровь, если в том же 68-м Высоцкий был утверждён сразу на две роли в кино: в картинах «Хозяин тайги» и «Опасные гастроли». Причём если в первом он играл главного героя-злодея (что, кстати, не помешало ему через год получить грамоту от МВД СССР «за активную пропаганду в кино работы милиции»), то во втором сыграл артиста варьете, активно помогающего большевикам и геройски погибающего за дело революции. В обоих фильмах Высоцкий пел свои песни, но это были песни из разряда правильных, за которых их автору даже выплатили гонорар.

Все эти факты ясно указывают на то, что брежневское руководство достаточно демократично отнеслось к своим доморощенным приверженцам «бархатной революции». Будь это иначе, Любимов вряд ли продолжал бы ставить свои спектакли с «фигами», а Высоцкий не отделался бы только нападками на своё песенное творчество. Ведь в арсенале партийных идеологов была масса способов, как «загасить» славу неугодного артиста. Причём в случае с Высоцким особо ничего придумывать не понадобилось бы: актёр являл собой весьма уязвимую мишень, будучи втянутым сразу в несколько пьяных скандалов в Театре на Таганке, за что его даже собирались оттуда уволить (только в 68-м коллектив «Таганки» собирался это сделать дважды).

Обычно таких проступков партийные идеологи не прощали, тем более людям, которые покушались на их «священную корову» — идеологию. Достаточно сказать, что за целое десятилетие (1958–1968) руками прессы (руководимой, естественно, из ЦК КПСС) были показательно «выпороты» несколько десятков советских кумиров, которых власть таким образом наказала за их аморальное поведение или идеологическое непослушание. Среди этих кумиров были: спортсмены Эдуард Стрельцов, Валерий Воронин, Трофим Ломакин, Виктор Агеев, режиссёр Иван Пырьев, актрисы Людмила Гурченко, Александра Завьялова, актёры Марк Бернес, Павел Кадочников, Леонид Харитонов, певцы Глеб Романов, Иосиф Кобзон, Муслим Магомаев, писатель Николай Вирта и многие другие.

Высоцкий, который куролесил не меньше, чем все вышеперечисленные деятели, в этот список не угодил ни тогда, в 68-м, ни позже, когда его звезда на небосклоне гитарной песни засверкала ещё ярче и должна была всерьёз обеспокоить партийных идеологов. Возникает законный вопрос: почему? Судя по всему, певца продолжали «крышевать» те же высокие покровители, что и Юрия Любимова. Кроме этого, была ещё одна веская причина не трогать Высоцкого: его громкий роман не просто со звездой французского экрана, а с членом Французской компартии Мариной Влади. Об этом романе стоит рассказать отдельно.

В официальном высоцковедении принято окружать роман Высоцкого и Влади флёром романтики. Не станем спорить, романтика в нём присутствовала. Однако помимо неё в нём было также немало политики, причём закулисной.

Известно, что впервые Высоцкий и Влади встретились летом 67-го, когда Влади приехала на Московский кинофестиваль и в одной из пауз в его работе была приглашена в Театр на Таганке. Отметим, что Влади до этого уже имела честь неоднократно посещать Московский кинофестиваль (он проводился с 1959-го раз в два года): в последний раз это случилось в 65-м, и тогда рядом с нею был её муж — бывший лётчик, владелец аэропорта в Гонконге. Теперь она приехала в Москву одна. Высоцкий был давно тайно в неё влюблён, но познакомиться лично возможности не имел — в первые дни фестиваля он был увлечён репетициями «Пугачёва». Как вдруг судьба сама подбрасывает ему шанс…

Как пишет биограф Высоцкого В. Новиков: «Есть интерес у парижанки к актёрам Таганки». Однако не объясняет, что это за интерес. Вполне вероятно, этот интерес зиждился не только на слухах об этом театре как форпосте либеральной фронды, но и на каком-то тайном сговоре тех теневых деятелей советско-французских отношений, который давно существовал в Кремле (ещё с 20-х годов). Эмиссарами этих связей были: в Москве — бывшая возлюбленная В. Маяковского Лиля Брик, журналист французской коммунистической газеты «Юманите» Макс Леон, в Париже — член ЦК ФКП Луи Арагон, писательница Эльза Триоле (родная сестра Брик и жена последнего).

Связь некоторых из этих людей (Брик, Арагон, Триоле) с советскими органами госбезопасности тянулась ещё с 20-х годов. Собственно, под это дело ГПУ и позволил Лиле Брик организовать в Москве аристократический салон (причём деньги были не только гэпэушные, но и В. Маяковского, который ни о чём не догадывался), где «столовались» не только многие видные деятели советской богемы, но и иностранцы, работавшие в столице. Курировали этот салон зампред ГПУ Яков Агранов и замначальника иностранного отдела ГПУ (он же и куратор советской резидентуры во Франции) Михаил Горб (настоящие имя и фамилия — Моисей Розман). Когда в конце 30-х обоих расстреляли, салон власти не тронули и, поменяв кураторов, продолжили его деятельность.

Более того, с конца 35-го по личному распоряжению Сталина именно Брики стали официальными наследниками памяти В. Маяковского, организовав его музей в Гендриковом переулке. Их деятельность на этом поприще продолжалась десятилетиями. В итоге к концу 60-х Лиля Брик продолжала содержать богемный салон-квартиру, только теперь уже по другому адресу: на престижном Кутузовском проспекте по соседству с гостиницей «Украина» (въехала она в эту квартиру в 58-м, когда хрущёвская «оттепель» ещё благоволила к еврейской элите). Там столовались многие видные советские либералы, которые не догадывались (а может быть, и наоборот, поскольку сами были на крючке у КГБ) о том, что эта квартира находится «под колпаком» чекистов (таких салонов в Москве было несколько, причём не только либеральных: например, один из них содержала жена Сергея Михалкова Наталья Кончаловская, и там собирались представители «русской партии»).

Отметим, что одним из завсегдатаев бриковского салона был писатель Константин Симонов — большой друг не только Лили Брик, но и Луи Арагона с Эльзой Триоле, с которыми он встречался в Париже, выезжая туда в качестве сотрудника Всемирного совета мира. Именно Симонов весной 64-го был одним из тех, кто «пробивал» в верхах создание любимовской «Таганки».

Возвращаясь к Марине Влади, предположим, что она попала в поле зрения КГБ ещё в первой половине 60-х, когда начала приезжать в СССР. Однако не эти поездки заставили обратить внимание чекистов на неё, а её симпатии к коммунистам. Она сама пишет в своих мемуарах: «Мне вспоминается начало 50-х, когда я работала в Италии с режиссёрами-коммунистами — Висконти, Пепе де Сантисом, Уго Пирро, Тонино Гуэрра, Карло Лицани… Мы участвовали в антифашистских демонстрациях, и иногда дело доходило до драк на улицах. Этот пройденный вместе с ними путь сблизил меня тогда с Итальянской коммунистической партией…»