Федор Раззаков - Красавцы советского кино

«Тот день тоже был посвящен поискам Маклая. Я, моя жена и внучка Санька решили ехать в Щелково, откуда было больше всего звонков, хотя мы и не слишком верили в успешное завершение нашей экспедиции, ведь это в 20 километрах от нашей дачи в Валентиновке, и Маклай с его больными ногами сам не мог туда попасть. Приехав к рынку вечером, мы разделились: жена с внучкой пошли в одну сторону, я в другую. И вдруг звонок по сотовому — слышу рыдающий голос Саньки, которая, захлебываясь в слезах, еле выговаривает: «Маклай нашелся». Естественно, я рванул к тому месту, где они находились.

Подбегаю и вижу: у ног моих дорогих девочек сидит Маклай, а вокруг его шеи вместо поводка повязан шарф внучки. Я бросился к нему, обнял, а он так тихо уткнулся мне в колени и даже не скулит, словно человек, перенесший сильную психологическую травму.

Уже находясь в машине, которая везла нас в Валентиновку, жена рассказала, как они нашли Маклая. Пройдя весь рынок, они поговорили с продавцами, видевшими похожую на Маклая собаку, и те указали на мост, куда она побежала. Санька бросилась туда, перешла через мост и увидела на берегу реки кучу ящиков, среди которых и лежала усталая овчарка. Позвала по имени, и это оказался Маклай, с которым она в детстве буквально ела из одной миски. Пес сильно отощал, и было видно, что он потерял всякую надежду на спасение, все-таки четырнадцать дней прошло, как он оказался в этих местах…

На следующий день я показал Маклая врачам. С ногами у него было плохо. Похоже, пес перенес травму позвоночника. Жена стала его гладить и заметила на шерсти как будто следы от свечки. Но это был воск, который содержится в автополироле. Видимо, Маклая держали в гараже. Наверное, хотели продать — он ведь породистый. А когда портрет Маклая растиражировали, похитители решили выпустить его от греха подальше…

После этой истории я в очередной раз убедился, сколько же у нас добрых людей, и это неправда, что наш народ ожесточился. Спасибо им за ту доброту, которую они проявили к моей семье, потому что Маклай — тоже член нашей семьи, как и три другие собаки…»

Отметим, что на тот момент дома у артиста был целый зверинец: три собаки (Маклай, Лушка, Валет) и пять кошек (Дуся, Алик, Машка, Сильва и Аркаша).

А теперь приведу отрывки из интервью Ю. Соломина различным изданиям.

Газета «Правда» (номер от 18 апреля 2008 года, автор — В. Кожемяко):

«Критиковать наше прошлое — уже достаточно. Ругать тех, кто в чем-то виноват, — тоже достаточно. Есть, разумеется, кого и в чем обвинять. Но если повторять это бесконечно, если изо дня в день твердить в адрес старших поколений одно и то же: вот вы семьдесят лет не то делали…

Я не могу обвинять своего отца. Я не могу обвинять своих дедов. Я не могу обвинять тех людей, у которых учился. Почему? Да потому, что они ничего плохого не делали.

Я не против правды, даже если она самая горькая. Но вопрос: а всегда ли это правда? Ведь разговор нередко идет на уровне слухов: «Я видел какой-то документ…» И потом, если сплошной негатив обрушивается на головы молодых в таких количествах, многие могут не выдержать. И не выдерживают. Многие могут озлобиться — и озлобляются…»

Газета «Известия» (номер от 30 апреля 2008-го, автор — Е. Самойлов):

«Я живу то в Москве, то на даче. Пятьдесят на пятьдесят. Когда я был маленький, никак не мог понять отца, который любил утром рано вставать и идти в лес. Он меня всегда таскал с собой, а я не хотел и не мог физически — на меня не очень хорошо действовал шум деревьев. Теперь, когда я сам стал дедушкой, сижу и слушаю этот шум. В свое время решение одной из важных сцен в «Трех сестрах» Чехова мне подсказал дождь: по железной крыше капали крупные капли, я вышел на улицу, долго стоял и смотрел на них. Они и привели меня к какому-то решению.

На даче можно отдохнуть от всех: жизнь-то моя на виду, профессия эмоциональная, от нее быстро устаешь. Так что я еду за город, когда у меня есть возможность. Вместе с семьей редко получается выбраться — все работают. Там мне хорошо — я могу просто долго сидеть на веранде и наблюдать, там у меня собаки и кошки. Я с ними разговариваю, общаюсь. Это ведь некий мир, задающий определенный тон и навевающий мысли».

А вот как описала в «Московском комсомольце» (номер от 11 марта 2009-го) дачное житье-бытье Соломина журналистка Е. Светлова:

«Вечером Юрий Мефодьевич поедет привычным маршрутом в свою подмосковную деревню. Зайдет в местный магазинчик за ливерной колбасой — любимым собачьим лакомством. Из дома навстречу радостно выбегут Маклай, Лушка и Валет, устроят столпотворение в дверях, словно Бобчинский и Добчинский. Но всех перехитрит кошка Машка, которая сиганет через всю стаю и первая повиснет на хозяине. Он усядется в кресло перед телевизором, чтобы посмотреть новости, а кошки пристроятся поближе — кто на грудь, кто на колени, и Юрий Мефодьевич не заметит, как уснет под их мурлыканье».

Олег Янковский родился в городе Джезказгане Казахской ССР 23 февраля 1944 года. Его отец и мать были потомственными дворянами (по отцовской линии — польские, по материнской — русские). Отец служил штабс-капитаном в Семеновском полку, в Гражданскую войну перешел на сторону красных и воевал под началом М. Тухачевского. Однако в 30-е годы он был репрессирован и вместе с семьей отправлен в ссылку в Казахстан. В Джезказгане он дослужился до начальника строительства.

На момент рождения Олега в семье Янковских было уже двое мальчиков: Ростислав (1930) и Николай (1941). По словам Олега, первые годы жизни ему запомнились счастливыми и безмятежными, несмотря на то что время было тяжелое, военное. Актер вспоминал:

«А потом в одночасье все кончилось: отца в очередной раз забрали, мать, которая никогда прежде не работала, осталась с тремя детьми на руках. Так что коньки, велосипед или — чуть позже — загадочный мир, мерцавший за соседскими стеклами пузатой линзой первого телевизора, — все это существовало не для нас. Но мы даже не испытывали зависти, потому что хотеть этих роскошных вещей было нельзя, не принято, не полагалось…»

После ареста отца (а это произошло, когда семья жила уже в Таджикистане) семья Янковских распалась: старший сын Ростислав уехал в Минск (на родину отца), работать актером в Русский драмтеатр, а мать с Николаем и Олегом уехали в Саратов (в 1953 году, тогда же умер и отец мальчиков). Там они жили буквально впроголодь. Николай подавал большие надежды как актер (его даже приглашал в Слоновское театральное училище знаменитый педагог Сальников), однако он не мог бросить свою семью и устроился работать кузнецом. Его зарплаты едва хватало, чтобы прокормить себя, жену, мать, бабушку и младшего брата Олега. По мере сил присылал деньги из Минска старший брат Ростислав. Но и этих денег едва хватало, чтобы сводить концы с концами.