Федор Раззаков - Красавицы советского кино

«Уже в наши дни мы как-то встретились с Колей на „Кинотавре“ в Сочи. Он познакомил меня с женой и сыном Георгием. Разговорились. Коля обронил такую фразу: „Я все думаю, как ты со мной жила? Я был таким чудовищем“.

Конечно, он преувеличил. Просто в ту пору, когда мы жили вместе, Коля был уже богемным мальчиком, который постоянно общался со взрослыми актерами и режиссерами. „Звездной болезнью“ он не страдал, но цену себе знал. И был абсолютно не приспособлен в быту. Да и лет ему тогда было двадцать, а мне — девятнадцать…

Придя в Ленком, Коля попал в спектакль „Суджанские мадонны“, где играл вместе с Ириной Печерниковой. Когда на премьере я увидела их на сцене, внутри будто ключик повернулся.

— Коля, что у тебя с Печерниковой?

— Ничего! Ты что?! Ира выходит замуж за поляка (за рок-музыканта из Польши. — Ф. Р .), я даже передавал ему ее фотографии, когда ездил в Польшу на съемки.

Это сейчас я понимаю, что, хоть и не бывает дыма без огня, не всегда мучительная ревность обоснованна. А тогда… Мы стали часто ссориться. Коля сделался невнимательным, порой даже грубым. Я обижалась, собирала вещи и уезжала к маме. Несколько дней держалась, а потом становилось так безумно тоскливо, что я возвращалась обратно. Коля меня всегда радостно встречал, считая мои эскапады дурью.

Однажды после очередной ссоры я вернулась в квартиру на улице Горького, приоткрыла дверь нашего пенальчика и увидела, как за столом мирно сидят и едят приготовленный мною супчик Коля и Ира Печерникова. Это выглядело так по-домашнему, по-семейному… В груди резануло болью, я развернулась и ушла. Потом Коля приехал за мной, умолил вернуться.

Но трещина в наших отношениях росла. Я ревновала мужа к партнершам, а он меня — к сокурсникам, учебе, Филатову. И слово „развод“ стало все чаще звучать во время наших ссор…

Я все чаще уходила от Коли и все дольше задерживалась у своих родителей. К концу первого курса мы с Бурляевым фактически расстались, только развод еще не успели оформить…»

Естественно, как только стало известно, что Варлей и Бурляев расстаются, тут же объявились новые-старые претенденты на ее руку и сердце. Первым был Леонид Филатов, который «положил» на нее глаз еще год назад.

Еще одним кавалером был… иностранец. Причем Варлей имела все шансы укатить с ним на Запад и жить там вполне обеспеченно. Но она сама этого не захотела. Вот ее собственные слова:

«К нам в училище приехали из Бельгии студенты театральных вузов. Возглавлял эту компанию Люсьен Хармегинс, сын министра обороны Бельгии. Мы подружились. Потом, когда они вернулись домой, я стала получать от Люсьена письма. Приглашал в Бельгию, звал на виллу в Ниццу. А чтобы мне в голову не приходило ничего дурного, предлагал взять с собой подружку. В общем, влюбился и очень хотел на мне жениться. Но у меня тогда были совершенно другие планы. Если бы он появился в моей жизни раньше, чем Володя, возможно, все сложилось бы по-другому…»

Володя, о котором идет речь, не кто иной, как сын Нонны Мордюковой и Вячеслава Тихонова. Он был однокурсником Варлей по «Щуке» и влюбился в нее по уши. По словам самой актрисы:

«Володя влюбился в меня, когда увидел „Кавказскую пленницу“. Он был молодым, сильным, крепким. Это был очень способный человек, с прекрасными внешними данными, добрым по сути. Володя четыре года ночевал на чердаке, чтобы увидеть, как я прохожу мимо…

Он познакомил меня со своими друзьями: Толиком по кличке Дорога (я тогда и предположить не могла, что это наркоманское прозвище) (Владимир Тихонов еще в подростковом возрасте начал баловаться наркотиками. — Ф. Р .) и Петей Башкатовым — сыном дворничихи. Ко мне эти милые и славные ребята отнеслись хорошо. Вовка влюблен, надо его поддержать.

Сначала я не понимала: откуда Володя знает, что я ссорюсь с Бурляевым? Потом выяснилось — у Дороги девушка работала на телефонном узле. Когда я сбегала от Коли к маме и начинала тосковать по своему законному мужу, мы с Бурляевым часами разговаривали по телефону. Иногда в наш разговор врывался глубокий вздох.

— Что это? — спрашивал Коля.

— Не знаю, — отвечала я.

Хотя прекрасно понимала: это девушка Дороги подключила Володю к нашему разговору и он страдает в трубке. Такое трогательное чувство кружило голову…»

На последнем году учебы Варлей и Тихонов вместе участвовали в дипломном спектакле «Снегурочка» по пьесе А. Островского: она играла Снегурочку, а он — влюбленного в нее Мизгиря. В результате любовная история, которую они переживали на сцене, соединила их окончательно. Узнав об этом, Филатов буквально взорвался. Однажды подкараулил Варлей в коридоре училища и, схватив ее за плечи, стал трясти и кричать: «Как ты могла променять меня — такого умного, талантливого — на эту красивую дубину?..»

Но Варлей променяла. И уже очень скоро пожалела об этом, поскольку внезапно узнала, что ее новый возлюбленный — наркоман. По ее словам:

«По мере того как Володю засасывали наркотики, он становился все более жестким, даже жестоким. Я долго отказывалась верить в то, что Володя — наркоман. И что это очень серьезно.

Родители построили кооператив на Дмитровском шоссе и переехали, оставив мне коммуналку на Суворовском. Володя сразу переселился. Мы готовились к свадьбе. Я уезжала на съемки (в 1971 году Варлей снималась на „Ленфильме“ в „Черных сухарях“. — Ф. Р .), а к Володе тут же являлись друзья. Соседки мне потом докладывали: „Наташа, в ваше отсутствие Володя вел себя неадекватно. У него собиралась компания, там происходило что-то нехорошее“.

Я стала находить в комнате не только пустые бутылки, но и какие-то таблетки, шприцы. Спрашивала у мужа:

— Что это?

— Это не мое, Петя и Дорога забыли.

— Чтобы я их здесь больше не видела!

— Наташ, ну не могу я их бросить, они единственные друзья, которые меня никогда не предадут.

Володя говорил так убедительно, что я верила. Потому что любила. Тихонов сам не понимал, насколько это страшно. Его молодой крепкий организм пока выдерживал такое „увлечение“. А меня было легко обмануть…

Нашу свадьбу гуляли в квартире Мордюковой на Краснохолмской набережной. Собрались только близкие и друзья — Петя и Дорога в первых рядах. Вячеслав Васильевич Тихонов тоже заехал нас поздравить. В середине торжества мои цирковые приятели канатоходцы Володя и Женя Волжанские вызвали меня из-за стола на кухню и прикрыли дверь: „Наташ, куда ты смотришь? Минуту назад на балконе Володя предлагал нам дозу“.

Внутри меня все оборвалось. Утром, когда Володя, Нонна Викторовна и я сидели за завтраком, я разрыдалась и впервые сказала Мордюковой о том, что происходит с Володей. Он же успокаивал, говорил: