Юрий Сушко - Марина Влади, обаятельная «колдунья»

— …Я?.. В Россию?!. Девочка моя, ты сошла с ума. О чем ты говоришь? — Мама мягко улыбнулась. — Да как тебе в голову могло прийти такое? Полвека прошло, вся жизнь….

— Вот именно поэтому, мамочка. — Марина встала из-за стола. Медленно прошлась по комнате, остановилась рядом с Милицей Евгеньевной. — Именно поэтому… Представь себе, ты вернешься в свою молодость. Ощутишь себя юной, здоровой, беспечной, с головой окунешься в воспоминания, переживешь те самые чувства, которые ты испытывала тогда…

— О нет! — Мама протестующе подняла руку. — Только не это. Я не враг себе самой. Не дай боже еще раз такое пережить…

— Мамочка, неужели тебе не хотелось бы вновь войти в тот зал в Смольном, в котором ты танцевала? Помнишь, ты рассказывала о своем выпускном бале, ты танцуешь перед государем императором…

— Никогда не стоит возвращаться туда, где ты уже был однажды счастлив. Ничего не повторяется дважды. Мы возвращаемся другими и видим все по-другому. И обыкновенно наступает разочарование, поверь. Неужели с тобой такого не бывало?

— Нет, — улыбнулась Марина и присела на диванчик рядом с матерью.

Мама прикоснулась к ее плечу:

— Ну вот, это еще раз подтверждает, какая ты у меня еще совсем маленькая, молоденькая… женщина.

— А я уже обо всем договорилась, распланировала чуть не по дням. Вначале мы бы полетели в Москву на открытие кинофестиваля. Обычно русские делают это чрезвычайно помпезно, с шиком и размахом… Потом бы поехали поездом в Петербург. Это всего-навсего одна ночь. Затем…

— А что там сегодня, в Смольном? В 17-м, насколько я помню, там располагался штаб Петроградского военно-революционного комитета.

— Ой, я точно не знаю… Что-то вроде мэрии, Городского совета, кажется. Нет, точно не скажу… Прости.

— А Адмиралтейскую иглу ты видела? По-прежнему сияет?

— Конечно.

— Ну хоть это хорошо. Ты же помнишь, что твой прадед был адмиралом, когда-то заседал в самом Адмиралтействе.

— Я помню, мамочка…

— Помнишь, Катюш, — бабушка предпочитала называть Марину вторым, домашним, именем, — я тебе «Бородино» Лермонтова читала? Как там Михаил Юрьевич о полковнике писал? «…Слуга царю, отец солдатам». Помнишь?.. Ей-богу, это о твоем дедушке, мамином отце.

Энвальды — потомки древнего рода викингов — верно служили российскому престолу. Так повелось еще со времен Петра Великого. Празднуя победу под Полтавой, царь Петр устроил в своем полевом шатре пышный обед, куда пригласил даже пленных шведских офицеров. Знаешь, какой тост тогда провозгласил Петр? «Пью за здоровье моих учителей в военном искусстве!» И указал на шведов. А потом предложил им поступить на службу в Российскую армию. Желающих оказалось немало, тем более что их король Карл подло бросил свое разбитое войско на произвол судьбы, а сам сбежал…

Вот так, Катюша, дедовы предки навеки остались в России. За двести с лишним лет эти земли стали им родиной, а Энвальды, сохранив свою скандинавскую фамилию, — православными, исконно русскими людьми… Дедушка твой, Евгений Васильевич, был натуральным русаком. Блестящий офицер, красавец, романсы пел изумительно… Устоять перед ним было невозможно. Но, — бабушка даже приосанилась, — посватался он ко мне. Так мы, Верженские, и породнились с Энвальдами…

Нес службу Евгений Васильевич достойно. Перед войной с японцами он был уже полковником, командовал Воронежским полком. А жили мы тогда в Харькове…

— Почему?

— Что «почему»? Там был расквартирован полк.

— Но почему же тогда Воронежский, а не Харьковский? — не унималась дотошная девочка.

— Катюш, я знаю, что в географических науках ты разбираешься. Воронежский — это наименование полка. Вот ты — Полякова-Байдарова, но живешь не в Польше и не в Крыму, у Байдарских ворот, а во Франции…

— Да, поняла я, поняла, прости, бабушка.

— Ладно, почемучка. Давай-ка попьем чайку.

— С безе?

— А как же мама?

— А мы ей не скажем…

(Всякие сладости и мучное для дочерей Поляковых-Байдаровых находились под строжайшим запретом. Мама готовила своих девочек к балетной сцене, надеясь, что их успехи превзойдут ее собственные. Нарушительниц табу ожидала суровая кара — несколько часов дополнительных занятий у станка в домашнем танцевальном классе. Коварная соседская девчонка Танюшка Фролова тайком таскала им конфеты и пирожные, а потом следила, как кое-кто из сестриц за обе щеки уплетал запрещенные сладости, только Маринка, вредина, стиснув зубы и чуть не плача, упрямо отказывалась от дармового угощения. «А однажды она даже назвала меня толстой булкой, — жаловалась искусительница, — и пригрозила, что расскажет все маме, если я буду и дальше носить им шоколад».)

— Ладно, с безе так с безе, — бабушка улыбнулась своей любимице. — Никому не расскажем… Кстати, эти пирожные я научилась печь еще в России. Все, кто бывал у нас в гостях, мои безе обожали, называя их «поцелуйчиками»… Евгений Васильевич опекал молодых офицеров, зачастую приглашал их к нам, а уж на Рождество и Пасху — обязательно. Свои именины офицеры-холостяки тоже, как правило, справляли в нашем доме, такую традицию твой дед завел в полку.

Существовали и другие правила, которые боже сохрани было нарушить. Скажем, к солдатам дети должны были обращаться только на «вы». Сам полковник, подобно своему кумиру Александру Васильевичу Суворову, кушал из одного котла с солдатами. Ровно в полдень командир появлялся в общем зале, читал молитву и усаживался за стол вместе с солдатами. И главное — никто не знал, за какой именно стол сядет полковник. Поэтому повара и интенданты старались, чтобы все столы накрывались одинаково хорошо. В еде Евгений Васильевич, кстати, не был привередой, но одного терпеть не мог — подгоревшую кашу. Поэтому на полковой кухне готовили только в особых медных котлах с двойным дном, с глицерином от пригара.

В офицерской среде существовал один закон: мы — одна семья. Хотя люди в полку служили самые разные — и по национальности, и по вероисповеданию. Большинство почему-то — выходцы из польской шляхты, но и кавказцев тоже хватало — осетины, армяне, грузины…

Семейство наше считалось обеспеченным. Посуди сама, командиру полка полагалось жалованье около 500 рублей.

— Это много? — заинтересовалась Марина.

— Довольно прилично. Ну как бы тебе объяснить? Почтальон, к примеру, за труды получал около двадцати рублей в месяц. Но ты учти, Катюш, что на свои, а не на казенные деньги мы снимали дом, из своего жалованья Евгений Васильевич должен был содержать и денщиков, и повара, и кучера, и даже шофера. Кстати, у твоего дедушки было одно из первых авто в Харькове! Но ведь какие это было рубли — золотые! С золотым покрытием в 110 процентов, и без всякой нынешней инфляции, прости господи!