Андре Моруа - Жорж Санд

Октябрь: Поездка в Бордо. Аврора Дюдеван и Орельен, застигнутые врасплох.

1827 год: Интимная переписка Авроры Дюдеван со Стефаном Ажассон де Грансань.

Ноябрь 1827 года: Поездка в Париж со Стефаном Ажассон де Грансань под предлогом лечения.

1829 год: Письмо, написанное Авророй Дюдеван Стефану Ажассон де Грансань, где она просит достать яд, чтобы покончить с собой.

Апрель 1829 года: Отъезд супругов в Бордо с условием провести там три недели или месяц, не более. Трехмесячное пребывание. Ежедневное посещение госпожой Дюдеван господина Сеза под предлогом, что он провожает ее на лечение ваннами…

Ноябрь 1830 года: Приезд госпожи Дюдеван в Париж к своему брату, проживающему по улице Сены, где она, по словам привратницы, шокировала своим поведением весь дом. Господин Жюль Сандо.

1831 год: Приезд в Ноан, где она проводит несколько дней, и возвращение в Париж с крестьянкой Мари Моро, которую она нанимает в качестве служанки. Эта девушка — свидетель резких ссор с Жюлем Сандо, кончавшихся дракой.

1832 год: Господин Гюстав Планш.

1833 год: Отъезд в Италию с господином Альфредом де Мюссе. Восьмимесячное пребывание… Ссоры и примирения…

Записка заканчивалась 1835 годом.

1835 год: Антипатия между супругами; госпожа Дюдеван стала держаться как мужчина, стала курить, ругаться, одеваться в мужское платье и потеряла всю прелесть женского пола… Автор «Лелии»…

В мае 1836 года процесс возобновился, и суд Ла Шатра строго осудил некрасивые обвинения мужа. В какой-то мере они были правдивыми, в какой-то клеветническими, но так или иначе они были нелепыми, так как господин Дюдеван «думал не о прекращении супружеского сожительства, а наоборот, о сохранении его». Поскольку обвинения по своей сущности не оставляли никакой надежды на сближение супругов, суд объявил о раздельном жительстве супругов Дюдеван, запретив г-ну Дюдевану преследовать и часто посещать госпожу Дюдеван и поручил воспитание детей матери.

Казимир, поощряемый своими советчиками, обжаловал это решение в суде Буржа. Мишель согласился быть защитником Санд, и она переехала в Бурж, чтобы быть ближе к своему адвокату и любовнику. Она поселилась у своей подруги Элизы Туранжен, проживавшей со своим отцом Феликсом Туранжен и тремя младшими братьями в большом особняке на улице Сен-Амбруаз. Накануне судебного заседания Жорж Санд написала на деревянной обшивке комнаты молитву:

Великий бог! Защити тех, кто хочет добра, подави тех, кто хочет зла… Разрушь упорное владычество книжников и фарисеев, покажи дорогу страннику, ищущему твое святая святых…

Все друзья из Парижа, Ла Шатра и Бордо собрались на процессе. Только госпожа Морис Дюпен не захотела впутываться в это дело, не зная заранее, кто будет ей выплачивать ренту. Мишель совершенно бесстыдно защищал свою любовницу. «Супружеский кров осквернен, — говорил он красивым низким голосом своему противнику Казимиру, — и осквернили его именно вы. Благодаря вам туда проникли разврат и распутство…» Он с волнением прочитал письмо-дневник Авроры Орельену; эти страницы доказывали чистоту его подзащитной в период ее первой любви. Он описал всю парадоксальность положения молодой женщины, которая принесла в приданое большое состояние и замок, а жила на выдаваемую ей мужем скромную пенсию, в то время как этот муж «наслаждался роскошной и беспутной жизнью» на средства жены. Он с ужасом упомянул о клеветнических обвинениях господина Дюдевана, дошедшего до того, что он «представлял свою жену как самую последнюю из проституток». Он восхвалял эту безупречную супругу, которую скупой и распутный муж вынудил покинуть супружеский дом. Жорж, очаровательная в своем простом белом платье с кружевным воротничком, в белой шляпке и с шалью в цветах, слушала его. Всех присутствующих потрясло красноречие Мишеля. Судьи, мнения которых разделились, отложили дело, но на следующий день все уладилось полюбовно. Ипполит, считая, что процесс принял плохой оборот, посоветовал своему деверю уступить Ноан и Соланж.

Ипполит Шатирон — Казимиру Дюдевану, 28 июня 1836 года: Я советую тебе, чтобы ты взял отель Нарбонн и своего сына и оставил Авроре Ноан; ты хорошо знаешь, что не можешь там остаться. Что касается Соланж, то, право, ты должен примириться с этим. Зачем далеко ходить, я мог бы доказать тебе, что легкомысленная женщина была строже к своей дочери, чем порядочная… Не беспокойся о тех, кто теперь ее поддерживает. Не пройдет и полутора лет, как их всех выгонят, и первыми: Дютея, Мишеля, Дюверне и Флёри. Она развернется вовсю, больше чем когда бы то ни было, но вполне вероятно, что, если она будет воспитывать дочь, к ней вернутся какие-то человеческие чувства; из самолюбия Она захочет предостеречь Соланж от пропасти, в которую сама провалилась…

Казимир отказался от обжалования; его жена, чтобы покончить дело, поручила ему воспитание Мориса и дала ему в пользование отель Нарбонн. У Авроры остались Соланж и Ноан, приносивший 9 тысяч 400 франков дохода. Сколько гнева, какие потоки красноречия понадобились для того, чтобы вернуться к первоначальному соглашению!

Красноречие Мишеля, так блистательно защищавшего в суде Жорж Санд, объяснялось скорее всего его профессией, чем движением сердца. Любовники не ладили больше друг с другом. Очень быстро Мишель оттолкнул от себя Жорж. При встречах он был слишком настойчивым и утомлял ее. Хотя она только что ответила на его мольбы, все же он чувствовал, что внутренний мир ее оставался для него неприступной святыней. Он упрямо старался заставить ее понять то, что он называл «политической необходимостью; она ее считала преступной и ребяческой. Она испугалась, поняв, что он скорее честолюбив, чем искренен. Он не дорожил своими идеями; прочтение нового автора меняло его взгляды: после Монтескье он становился умеренным, после Обермана — отшельником. Это непостоянство, граничащее с манией, вызывало досаду у Жорж. Она надеялась найти учителя, а получила тирана. «Иногда мне кажется, — говорила она ему, — что ты Дух Зла, настолько ясно видны в тебе черты холодной жестокости и несправедливой тирании по отношению ко мне». Почему оча не порвала с ним? Странная вещь, но этот пожилой, некрасивый, недобрый человек, этот «неверный и ревнивый деспот» сумел если не полностью удовлетворить, то по крайней мере пробудить в ней ту женщину, которую молодые любовники — Сандо, Мюссе, Паджелло — считали «настоящей Лелией».

Жорж Санд — Мишелю из Буржа, 25 марта 1837 года: Не о любви мы думали в то время, когда судьба бросила нас в объятия друг друга. Нас охватила страсть. Не было ни сопротивления, ни размышления… Все решало твое, желание, оно господствовало над моим. Я подчинилась твоей любви, не зная еще силы моей любви, но я подчинилась ей, опьяненная, предчувствуя, что первой иссякнет твоя любовь, потому что я знаю, насколько мои привязанности глубоки, насыщенны, спокойны и упорны. В слезах я приняла первые твои ласки… В течение нескольких дней ты меня любил так, что мечтал не только о телесном, но и об абсолютном соединении наших судеб. Ты даже назначил для этого срок, он приближается… Успокойся! Твое обещание начертано в моем сердце, а оно принадлежит тебе. Это листок из книги жизни, ты можешь его разорвать. Когда я стала беззащитной, когда моя сила сломилась, когда все струны моего существа обнажились и зазвучали под твоей рукой, моя любовь к тебе стала такой сильной и глубокой, что я не могу себе представить другой цели в жизни, как только жить с тобой…