Михаил Ходорковский - Тюрьма и воля

Почему развалил бы? Он мог бы теоретически договориться с сильными людьми типа Маслюкова, Примакова, но у Зюганова не было свободы маневра. В партии правили (и сейчас правят) ортодоксы, которые попытались бы восстановить Госплан и Госснаб, что неизбежно привело бы к краху. Ведь даже за 10 лет до того система уже не работала, а уж реконструировать ее на ходу было вообще невозможно. Я четко себе представлял: та экономическая программа, о которой мне рассказывал школьный учитель Зюганов, не по плечу ни ему, ни его «соратникам».

Именно тогда я решил, что нужно сделать все, чтобы Зюганов не пришел к реальной власти. Он просто ее не вытянет. Причем (и это я никогда не обсуждал с моими коллегами, хотя был почти уверен: они думают так же) меня совсем не пугала возможность получения Зюгановым любой влиятельной политической позиции. У него не было потенциала ее реализовать. Важно было одно: не дать ему встать на вершину властной пирамиды и попытаться восстановить то, что было бы возвратом назад, что он восстановить не мог. А вот разрушить по пути немногое работающее — мог вполне.

Хотя, может, и стоило тогда отступить, дать коммунистам устроить кризис (тем более 1998 год был на носу). Зюганов бы не справился с ситуацией, несомненно, а значит — откат назад был бы недолгим и неглубоким, зато, может быть, удалось бы сохранить демократические основы общества и государства в обмен на снижение темпа экономических реформ. «Прививка против СССР» была бы надежнее. Может, ума не хватило. А может, и еще хуже получилось бы — страну бы развалили. Не знаю. Теперь — не знаю.

Собственно, именно к такому компромиссу призывало известное «письмо 13-ти» [43] Опубликовано 27 апреля 1996 года под заголовком «Выйти из тупика!», под письмом стояли подписи 13 крупнейших бизнесменов России, включая Ходорковского. — НГ . . Но такой вариант оказался политически невозможным. Борис Ельцин не собирался отдавать власть, и альтернативой грязной избирательной кампании был силовой запрет КПРФ, который предлагал Коржаков. Думаю, последствия стали бы самыми печальными и уж точно не «демократическими».

В общем, мы решили и «обрубили концы». С марта 1996 года для нас победа коммунистов уже означала практически смерть. Решение было однозначным: Ельцин должен победить, но и отмену выборов допускать нельзя. Вот мы и вмешались. Деньги, кадры, личные связи — все пошло в ход. Важны были даже не голоса, важнее была уверенность общества, что действительно выиграет Ельцин. На эту уверенность мы и работали.

Крупные бизнесмены никогда до этого не объединялись совсем не потому, что не могли. Мы все хорошо умели договариваться и к 1997 году вполне спокойно шли на взаимные уступки. Если вспомните, в схватку за «Связьинвест» никто, кроме Гусинского и Потанина, не полез. Мы просто никогда не стремились к политической власти. К влиянию — да, но не к власти. У нас было и понимание, к чему это может привести (в случае необходимости применения силы), и психологический барьер.

Восстановить авторитарную модель большинство из нас было не готово. Мы все-таки ментально уже были «европейцами». Может, это и немного наивно звучит… «Стратегии» же на случай победы Зюганова у нас не было по очевидной причине: «рвать» начали бы сразу и многие, а ведь, отдав все и даже больше на ЮКОС, мы были в долгах как в шелках. Пришлось бы пытаться уехать и начинать жизнь с нуля. Вероятно, смогли бы, если бы успели.

Что касается собственно «политической» работы на выборах, ею в 1996 году занимался Чубайс. Мое дело было ЮКОС, Мурманское морское пароходство, «Апатит». Больше 100 000 человек. Удержать социальную и производственную ситуацию. Мне проблем хватало.

Взаимоотношения с партиями развивались в двух ипостасях: идеология и лоббизм. Если начать с идеологии, то близкими мне всегда были «яблочники» и «правые» в разных «ипостасях». Мы им помогали в той мере, в которой они считали для себя возможным брать у «одной компании», чтобы ощутить, свою независимость. Скажу сразу — немного. Суммарно несколько миллионов, из частных денег акционеров. Мы давали своих специалистов для разработки законопроектов, принимали участие в обсуждении экономических программ. А с 2000 года я прямо занялся подготовкой кадров в рамках «Школы публичной политики». Это был не наш проект, мы присоединились. Задача — подготовка кадров для публичной политики, вне зависимости от их идеологических предпочтений.

Однако мои личные взгляды заключаются не в поддержке какой-то определенной политической программы. С 1993 года или, точнее, после 1993 года я — последовательный «вольтерьянец», хотя и до того мне были близки такие взгляды.

Я считал необходимым и правильным поддерживать все политические силы, находящиеся в оппозиции и исповедующие парламентские методы борьбы. Именно поэтому в 1996 году я был категорически против роспуска КПРФ. Говорил об этом и Ельцину. И это было одной из причин нервной реакции Коржакова тогда, перед выборами 1996 года.

Глубоко убежден, что все более или менее массовые политические взгляды должны быть представлены в парламенте, а их сторонники должны иметь возможность излагать свою позицию обществу.

Глубоко убежден, что нормальная, устойчивая политическая система должна сочетать временное лидерство той или иной политической силы с достижением консенсуса по максимально широкому кругу общественно значимых вопросов.

Глубоко убежден, что только сильная, влиятельная оппозиция, вне зависимости от ее политической окраски, способна обеспечить необходимую эффективность «обратной связи» власти и общества, а значит, устойчивость и эффективность всей государственной машины.

Несомненно, «первая скрипка» — в руках власти, но без влиятельной оппозиции застой и загнивание неизбежны.

В нашей компании работали люди самых разных взглядов, и, понимая мое отношение, они создавали необходимый «плюрализм» внешних связей.

Что же касается «принципиальности» [44] ЮКОС упрекали в том, что он страховался и раскладывал яйца во все политические корзины. — НГ . , то есть почему мы, уже как компания, а не как отдельные люди, сотрудничали с представителями разных сил, то это объяснимо: ЮКОС (в отличие от многих) не занимался политикой, ЮКОС лоббировал свои интересы.

Лоббизм — совершенно иная история. Считал и считаю подобные действия более цивилизованными, чем прямая покупка чиновников. Хотя, согласен, закон о лоббизме должен был быть. Мы, к слову, всегда поддерживали идею его принятия.

Кстати, относительно лоббизма, я вообще не помню проталкивания нами законов, которые давали бы преимущество одной компании. СРП [45] Соглашение о разделе продукции, специальный тип договора о создании государством совместного с иностранной нефтяной компанией, предусматривающее специальный налоговый режим. — НГ . — мы были против. Если только Газпром специально под себя пробил какие то законы. Отстаивались интересы именно отрасли в целом.