ГОРДОН ЛОНСДЕЙЛ: МОЯ ПРОФЕССИЯ — РАЗВЕДЧИК

Сказать по правде, я не так уж долго ругал однокашника. Когда стало ясно, что эта рискованная встреча ни к каким для меня последствиям не привела, я часто вспоминал те несколько мгновений, которые видел его. Ведь он был реальной частичкой того мира, которого так часто недоставало мне.

К сожалению, не смогу передать все, что чувствует человек, работающий в глубоком подполье. Тут важно знать, что со временем ты привыкаешь к постоянной опасности и уже не думаешь о ней. Тогда работа становится тем, что она фактически и есть: бывает и скучной, и неинтересной, бывает радостной, удивительно приятной.

Все это в какой-то мере похоже на передовую фронта. Приходит день, и ты уже не думаешь о том, что в твой окоп или землянку может попасть снаряд. Привыкаешь. Те, кто не может свыкнуться с опасностью, не подходят для нашей работы.

Как и на фронте, в жизни разведчика бывают острые моменты, но бывают и затишья. Именно в такие дни особенно остро ощущаешь, как далеко от тебя Родина, семья. Ведь у каждого из нас тоже есть семья, друзья. Вряд ли кому приятно услышать дома: «Ты — отец-заочник...» Увы, но я много лет был им.

Сколько бы ни пробыл ты на чужбине, привыкнуть к разлуке со всем тем, что тебе дорого, невозможно. Помните, у Тургенева: «Без каждого из нас Родина может прожить, но любой из нас без Родины прожить не может»? Ведь и правда, есть я или нет меня, это трогает только мою семью да ближайших друзей.

Бывают минуты в период «затишья», когда дальше терпеть разлуку с домом становится почти невозможным. Чувствуешь: твоя выдержка подходит к концу. Подмывает тут же радировать в Центр: «Невмоготу. Шлите замену!» Лекарство тут одно: с головой уйти в работу.

В такие черные минуты поддерживают письма из дома. Понятно, разведчик переписывается с семьей не по почте. Личные письма идут теми же каналами, что и разведывательная информация. Дело сложное, долгое. Бывает, по нескольку месяцев получаешь лишь краткие сообщения по радио: «Дома все в порядке». Я отлично понимал, что жене переносить разлуку еще тяжелее, чем мне, я был поглощен работой, которая не позволяла мне часто предаваться грустным размышлениям.

Что касается жены, так она даже не знала толком, куда и зачем я уехал. Разумеется, я сообщил ей более или менее убедительную «легенду», объяснявшую мой отъезд. Однако с годами моя легенда становилась все менее убедительной. Жена не требовала никаких объяснений, но по глазам я видел, что она мне не верит. Я еще расскажу, как я получил весточку о том, что у меня родился сын. Сейчас о более позднем эпизоде...

Как-то я приехал в Центр. Мой сын как раз в то время начал говорить. Я был очень обрадован, что он сразу признал меня своим отцом и называл папой. Как-то жена ему сказала, что через несколько дней я снова надолго уезжаю.

— Почему ты опять уезжаешь, папа? — спросил он меня.

— Такая уж у меня работа, сынок. Сын сосредоточенно задумался и сказал:

— Дулацкая у тебя лабота! Жена улыбнулась:

— Сын, пожалуй, прав.

Я промолчал, но уже на следующее утро рассказал об этом на службе. И получил разрешение сказать жене правду о своей работе.

— Ты, наверное, уже не веришь, что я действительно работаю в Н.? — спросил я жену в тот же вечер.

— Сначала верила, конечно. Потом мне показалось странным, что ты не взял нас с собою. А как-то ночью я услышала, как ты пробормотал несколько слов по-английски, и поняла, что ты работаешь в другой стране.

— Почему же ты меня ни о чем не спросила?

— Зачем? Все равно ты не мог сказать правду.

— Хорошо. Тогда сегодня ты ее узнаешь: я получил разрешение сказать тебе, что я — разведчик. Работаю за кордоном.

Она, как и многие люди, почему-то полагала, что разведкой занимаются только во время войны. В мирное же время их место в фильмах и романах (да и романов этого рода в то время было чрезвычайно мало. Не то что сейчас).

Понятно, что я не стал объяснять ей, в какой стране работаю или какие-либо иные подробности. Ей самой было ясно, что этого спрашивать не следует.

Почему-то считается, что человек может привыкнуть ко всему. Наверное, это придумали люди, которым никогда не приходилось переносить настоящих трудностей... Мои дети не могли привыкнуть к тому, что рядом с ними никогда не бывает отца. Особенно остро они чувствовали это в праздничные дни, когда вся семья бывает в сборе.

Ох эти праздники... Конечно и за кордоном их не забываешь. Естественно, там это обычный рабочий день. Но ты заранее думаешь о нем и стараешься достойно его отметить. Изредка удавалось провести этот вечер с кем-нибудь из товарищей по работе. Тогда это был настоящий праздник. Но чаще я был в такие вечера один. Закрывал дверь на ключ, накрывал праздничный ужин на одного, включал приемник и слушал (естественно, через наушники) Москву. На какое-то время радио переносило меня далеко, далеко. Не могу сказать, что отмечать праздник подобным образом очень весело. Но даже такое общение с родной землей улучшало настроение, придавало сил...

Интервью с героем книги

Когда была написана эта глава, мы спросили Конона Трофимовича:

— А вам не кажется, простите, жестоким — держать в тайне от жены, самого близкого вам человека, чем вы занимаетесь? Уезжать надолго, ничего ей не сказав: куда, зачем, на сколько...

— Жестоко? Нет. Тяжело, порою очень тяжело — это верно. Но у моей профессии есть суровые законы, которые переступать нельзя, невозможно. В принципе жена, конечно, знала, какой работой я занимаюсь. Она умела не задавать лишних вопросов и терпеливо ждать.

— А у вас никогда не появлялось искушения рассказать ей о себе все?

— Не скрою, иногда очень хотелось это сделать, хотя бы для того, чтобы как-то успокоить ее, поддержать. Но это были не мои «секреты».

— А чьи?

— Напомню, что я работаю в системе государственной безопасности. Государственной...

ГЛАВА XV

С Вильсоном я встретился тихим и теплым мартовским днем, когда Лондон уже открывает окна и двери навстречу своей неяркой весне — умеренно теплому солнцу, умеренно чистому небу и столь же умеренно зеленым аккуратненьким английским паркам.

Я сам выбрал и место встречи и время — корнер-хауз «Лайонс», полдень. В этот час волна клерков, домохозяек и пенсионеров уже растеклась по домам, оставив улицы города полупустыми. Пусто и в кафе, и в пабах. Значит, никто не помешает нам поговорить.

Я не видел до этого своего будущего помощника, но представлял его так хорошо, словно много лет жил с ним в одной квартире. Я знал и его улыбку — тихую и быструю, и сдержанную манеру говорить, слегка растягивая слова, и легкий акцент одного из южных графств, напоминавший о том, что Вильсон происходит из старинной английской семьи. Мне было известно, как тот будет одет, что станет держать в руках, как ответит на мое удивленно-обрадованное: «Неужели это вы, Кеннет?!» И о чем мы станем говорить дальше.