Федор Раззаков - Дин Рид: трагедия красного ковбоя

Фестивальный карнавал 1978 годатоже прошел без каких-либо серьезных правонарушений. Он проходил все на том же Малеконе – самой знаменитой шестикилометровой набережной кубинской столицы. Карнавальное шествие возглавляла колесница – карроса, в которой находились ослепительной красоты девушки в белых накидках и сапожках. Следом двигались танцевальные группы – кампарса, которые развлекали народ песнями и зажигательными танцами. Тысячи людей участвовали в этом феерическом шествии, которое длилось всю ночь с 5-го на 6-е августаи стало даже не точкой, а жирным восклицательным знаком в концовке фестиваля (пять лет назад в ГДР молодежный форум завершился не менее грандиозно, но все-таки более официозно – массовым факельным шествием).

Между тем осень 1978 годавыдалась для Дина жаркой. Его имя оказалось в эпицентре громкого скандала, который выплеснулся на страницы многих мировых изданий по обе стороны океана. Можно смело сказать, что такого ажиотажа вокруг имени Дина Рида не было давно – с осени 70-го, когда он выстирал американский флаг у стен посольства США в Сантьяго. На этот раз скандал случился непосредственно на родине Дина – в Северной Америке. А предшествовали ему события, которые от большинства людей были скрыты за плотной завесой тайны.

К себе на родину Дин отправился не с праздной целью отдохнуть, а по причинам сугубо творческим – повез туда свой фильм «Эль Кантор». Причем это был не широкий прокат фильма (ни одна прокатная компания в США не собиралась показывать у себя фильм о чилийском коммунисте Викторе Харе), а показ малым экраном: Дин собирался продемонстрировать картину только в одном месте – в стенах университета города Миннеаполис, что в штате Миннесота, где училось много чилийцев. Однако мало кто знал, что эта поездка была только прикрытием для другой, настоящей цели, с которой Дин отправился в США.

Эта история началась в самом начале сентября, и не в Восточном Берлине, а в Москве. В один из тех дней начала осени председатель КГБ Юрий Андропов сидел в своем кабинете в здании на площади Дзержинского и размышлял над сообщением, которое ему подготовили его аналитики. В нем сообщалось о гибели 7 сентября 1978 годав Лондоне видного болгарского диссидента Георгия Маркова. Эта информация не стала бы поводом к глубоким размышлениям шефа КГБ, если бы он сам не имел непосредственного отношения к этому событию.

Дело в том, что еще в начале года в этом самом кабинете проходило деловое совещание, на котором впервые прозвучало имя Маркова. Упоминалось оно в связи с тем, что болгарское руководство в лице Тодора Живкова просило помощи у Москвы в деле физического устранения этого диссидента, окопавшегося в столице Англии и вот уже в течение нескольких лет ведущего подрывную работу против Болгарии на радиостанции Би-би-си. Болгары прямым текстом просили оказать им помощь в убийстве Маркова. Андропов отнесся к этой просьбе резко отрицательно. «Я против политических убийств! Я против того, чтобы мы влезали в дела, которые потом не могут быть прощены!» – заявил шеф КГБ. Однако руководители внешней разведки сумели привести такие аргументы, которые поколебали решимость Андропова.

Они заявили, что этот отказ может не только испортить отношения КГБ и болгарской госбезопасности ДС, но и обидеть Живкова, который считался одним из самых преданных соратников Брежнева в Восточном блоке. Между тем причины для столь радикальных мер в отношении диссидента у болгарского лидера были более чем весомые: Марков одно время был вхож в семью Живкова, пользовался там безграничным доверием, но в итоге отплатил черной неблагодарностью – стал распространять за рубежом сведения, порочащие членов семьи Живкова.

Во многом именно идя навстречу просьбе Живкова, Андропов после некоторых колебаний согласился помочь болгарам – правда, только технически. «Никакого личного участия, – заявил Андропов. – Окажите болгарским товарищам техническое содействие, пошлите инструкторов, дайте все необходимые средства, оружие, яды, если необходимо, пусть болгары все делают сами». На том и порешили. В итоге помощь болгарам оказали специалисты 12-й лаборатории оперативно-технического управления КГБ: выделили болгарам яд рицин, научили, как им пользоваться. Первоначально диссидента собирались отравить, намазав ядом ручку его автомобиля. Но потом, посчитав, что этот способ может обернуться гибелью ни в чем не повинных людей (за ручку мог взяться кто-то из родственников или друзей Маркова), остановились на другом способе – укол зонтиком, наконечник которого был отравлен. Операция прошла без проблем.

Утром рокового дня, когда Марков ждал автобуса, чтобы отправиться на работу (его автомобилем в тот день воспользовался кто-то из родственников), к нему подошел агент ДС и кольнул его зонтиком. Марков сначала не обратил на этот случай никакого внимания, однако в середине дня ему стало плохо. Чувствуя неладное, он поделился с сослуживцами тем, что с ним произошло на автобусной остановке, и те немедленно вызвали врача. Маркова срочно госпитализировали. Однако спасти его уже не смогли. В его теле нашли остатки капсулы с рицином, которая не успела раствориться. Это дало основание предполагать, что его отравили.

Прочитав это сообщение, Андропов с грустью поймал себя на мысли, что на исходе двадцатого века, в период так называемой разрядки, им вновь приходится возвращаться к временам недавнего прошлого, когда убийства идеологических противников воспринимались как норма. «Кто в этом виноват: мы или наши противники? – задавал себе вопрос Андропов. – Видимо, обе стороны в равной мере. Хотя до того, до чего додумалась противоположная сторона, мы пока не доросли. Взять ту же операцию ЦРУ „Феникс“, которая проводилась во время войны во Вьетнаме в конце 60-х – начале 70-х годов и ставила целью физическую ликвидацию руководителей вьетконговцев. В ходе этой операции были уничтожены тысячи человек. Или разве не ЦРУ пыталось несколько раз убить Фиделя Кастро? А также помогало разведкам дружественных США стран устранять их политических противников, вроде председателя итальянской ХДП Альдо Моро? Судя по тому, как развивается нынешняя ситуация, разрядка близится к своему логическому концу, – продолжал размышлять Андропов. – Вновь растет взаимное ожесточение, которое все дальше уводит нас от поисков путей к взаимопониманию. Хотя намерения провозглашаются вроде бы благие. Картер выдвинул на авансцену своей политики борьбу за права человека, но эта борьба преследует только одну цель – расшатать основы нашего государства. Не права человека их волнуют в первую очередь, а поддержка „пятой колонны“ в Советском Союзе».