Федор Раззаков - Дин Рид: трагедия красного ковбоя

Как и во многих других городах, куда его до этого заносила гастрольная судьба, Дин не избежал искушения посетить главный музей республики – Государственный музей изобразительных искусств. И там впервые для себя услышал о судьбе художника Нико Пиросмани. До этого он ничего о нем не знал, даже не видел ни одну из его картин, но с удовольствием откликнулся на предложение экскурсовода послушать рассказ о полной драматизма судьбе этого живописца. Дин обожал такого рода истории – знакомясь с ними, он всегда проецировал их на свою собственную судьбу, размышляя о том, что ее перипетии когда-нибудь тоже будут интересовать потомков. Что касается истории о Пиросмани, то там было что послушать.

Бедный крестьянский мальчик из кахетинского села приехал в город на заработки, даже не подозревая, какая судьба его здесь ждет. Почувствовав тягу к рисованию, он решил заняться малярным ремеслом. И вот днями Пиросмани бродил в поисках работы – писал вывески для духанов, лавочек и мастерских. Потом, увлекшись живописью, начал писать картины – пейзажи ночного Тифлиса, фигуры животных. Продавал эти произведения за гроши, на которые и жил. Умер он в абсолютной нищете, под лестницей какого-то дома, забытый всеми. До сих пор никто точно не знает, где его могила. Но вот минули десятилетия, и картины, которые Пиросмани рисовал за краюху хлеба или миску похлебки, стали стоить миллионы долларов и висят на стенах музея в Тбилиси и многих других городов мира.

– Парадоксальная судьба! – шепнул Дин на ухо Патрисии, когда экскурсовод закончил свой рассказ о судьбе великого художника.

На что Патрисия откликнулась весьма неожиданно:

– Когда-нибудь и про тебя будут рассказывать подобные истории.

Не меньшее впечатление произвела на Дина и экскурсия по самому Тбилиси, особенно путешествие по канатной дороге к горе Мтацминда, откуда с 400-метровой высоты перед ним открылся восхитительный вид на город и его окрестности. Он увидел поразивший его воображение пейзаж, когда сразу два города, старый и новый, как бы слились воедино. Старый город представляли маленькие домики, словно ласточкины гнезда облепившие окрестные скалы, а новый – бетонные и кирпичные дома, светлые улицы и широкие проспекты.

В те самые дни в Грузии в самом разгаре был сбор винограда – так называемый праздник труда ртвели. И Купцов предложил Дину съездить за город, чтобы воочию увидеть этот праздник. Дин с удовольствием согласился, а вот Патрисия ехать отказалась, так как из-за беременности долгие прогулки были ей противопоказаны. Поэтому Дин и Купцов отправились за город одни, а Патрисия осталась в гостинице.

В деревне Дин и Купцов провели почти весь день. Они побывали на винограднике и даже поучаствовали в сборе винограда, складывая его в специальные корзины – «годори». А вечером жители деревни накрыли под виноградником большой стол, и первый же тост седовласый тамада провозгласил за заморского гостя. Потом началось застолье – шумное и веселое. Тост следовал за тостом, а в промежутках между ними собравшиеся дружно пели грузинские песни и танцевали. Дин был в полном восторге. Нечто подобное он видел в Латинской Америке – такой же разгул веселья, песен, зажигательных танцев.

Когда веселье было в самом разгаре, Юрий внезапно предложил Дину развеяться. Они тихонько поднялись со своих мест и спустились к реке. Стояла тихая безветренная ночь, а огромное небо было усыпано звездами.

– Я уже два года живу и работаю в Грузии и не перестаю восхищаться здешними людьми, – первым нарушил тишину Юрий, когда они уселись на берегу. – Вообще кавказцы – чрезвычайно гостеприимные люди.

– Разве только кавказцы? – удивился Дин. – Я несколько лет жил в Латинской Америке и могу засвидетельствовать, что тамошние жители не менее радушные хозяева. Особенно это касается деревенских жителей. Горожане в этом отношении более закрытые и холодные люди.

– А как тебе понравилась Москва? – поинтересовался Купцов. – Только честно.

– Честно? – переспросил Дин и рассмеялся. – К сожалению, я видел только центр города, поэтому объективно судить не могу. Но Красная площадь и Кремль меня потрясли: ничего подобного я нигде не видел. Однако я взял себе за правило: везде, куда меня забрасывает гастрольная судьба, я прежде всего смотрю не на дома, которые меня окружают, а на людей. Вот главная достопримечательность любого места на земле. Я почти месяц нахожусь в вашей стране и могу честно заявить: люди у вас живут прекрасные. И очень жаль, что мои соплеменники в Америке почти ничего о вас не знают.

– Так расскажи им о нас.

– Я всегда это делаю при любой возможности, – честно признался Дин. – Правда, с каждым разом таких возможностей у меня становится все меньше.

– Да, я слышал, что у себя на родине ты давно персона нон-грата, – с явным сочувствием в голосе произнес Купцов. – Но, может быть, в скором времени все изменится в лучшую сторону, ведь Джонсон не вечен. Я слышал, что на недавних промежуточных выборах в Конгресс демократы потерпели поражение.

– Ты думаешь, что уход Джонсона что-то изменит? – улыбнулся Дин. – По мне все едино: что демократы, что республиканцы. Хотя последние все-таки могут покончить с войной во Вьетнаме.

– Покончить с ней они, конечно, могут, но им будут всячески мешать. Причем не только в Америке.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Дин.

– Я имею в виду, что политика – грязная штука, – после некоторой паузы ответил Купцов. – Или ты с этим не согласен?

Дин предпочел промолчать, чтобы не сбивать собеседника с его мысли. Поэтому спустя несколько секунд Купцов продолжил свой монолог.

– Наших руководителей терзают противоречивые чувства: с одной стороны, они сочувствуют вьетнамцам, а с другой – молятся на то, чтобы эта война шла и дальше, поскольку дает огромные козыри в идеологической войне.

– А как считаешь ты сам? – поинтересовался Дин.

– Я похож на наших руководителей, – практически без паузы ответил Купцов. После чего добавил: – Но это то немногое, что меня с ними объединяет.

– То есть? – удивился Дин.

– В остальном я думаю иначе, чем они. Например, они твердят о скорой победе коммунизма, а я в него не верю. Впрочем, в этом чувстве я не одинок: так считают миллионы моих соотечественников. Но наши руководители предпочитают этого не замечать, поскольку им так удобно: сами-то они давно живут при коммунизме. Они же находятся на полном государственном обеспечении и ни о чем не беспокоятся – чем не коммунизм? А все их слова о скором всеобщем равенстве всего лишь пустой звук. Они понимают, что это равенство невозможно, но продолжают о нем твердить, чтобы самим жить припеваючи.

– Ты так говоришь, будто сам к руководителям не относишься.