Федор Раззаков - Дин Рид: трагедия красного ковбоя

Съемки фильма проходили в Испании, неподалеку от Барселоны. Несмотря на то что Дин с головой погружен в съемочный процесс, он не забывает чуть ли не ежедневно звонить в Рим Патрисии, чтобы поинтересоваться как ее здоровьем, так и самочувствием их крохотной дочурки. По обеим Дин сильно скучает и однажды в мартовскийвечер, в порыве очередного приступа тоски по дому, пишет песню под названием «В объятиях любимой».

В том же году Дин снялся еще в одной картине. На этот раз это был итало-западногерманский детектив «Смерть стучится дважды» («Белокурая приманка для убийцы») режиссера Харальда Филиппа. Дин играл роль Боба Мартина, который помогает своему другу, частному детективу, расследовать запутанное уголовное дело о гибели женщины. В фильме был собран прекрасный актерский ансамбль в лице таких исполнителей, как Анита Эксберг (эта голливудская актриса шведского происхождения стала известна после исполнения роли Элен Курагиной в американской версии «Войны и мира», после чего снялась у самого Федерико Феллини в «Сладкой жизни» (1959) и «Боккаччо-70» (1961), Надя Тиллер («Будденброки», «Девушка Розмари»), Вернер Петерс, Фабио Тести, Аня Ассман, Леон Аскин и др.

И в этом фильме Дин снимался с удовольствием, несмотря на то что картина была чисто коммерческой (подражала серии фильмов про Джеймса Бонда). Дин играл положительного героя – этакого супермена, который и стрелять умеет, и драться, и кружить головы красавицам. Премьеры фильма состоялись почти одновременно в Италии и ФРГ и пусть не стали оглушительными, однако и к провальным их нельзя было отнести.

Несмотря на коммерческую направленность всех своих картин, Дин вполне удовлетворен развитием своей карьеры в кино. Ему вполне хватает того, что он играет главные роли и фильмы, в которых снимается, имеют неплохую кассу и вполне одобрительные отзывы в прессе. Тем более что аполитичность своих картин Дин легко может компенсировать общественной деятельностью на ниве борьбы за мир.

Дин продолжает живо интересоваться ситуацией в Итальянской компартии. В начале июня 1969 годаделегация ИКП побывала в Москве, где проходило Совещание коммунистических и рабочих партий. О том, какие баталии разгорелись на этом форуме, Дин узнал от Винчини после того, как делегация ИКП вернулась в Рим. Винчини рассказал, что практически все делегации были едины в одном: в осуждении линии, проводимой компартией Китая. Эта линия на конфронтационность с Советским Союзом привела к вооруженным столкновениям на острове Даманский в марте 69-го, которые грозили большими проблемами в коммунистическом движении, даже бо́льшими, чем те, которые были вызваны недавним вторжением советских войск в Чехословакию. Поэтому делегаты Совещания решительно осудили действия КПК. Однако в остальном среди делегатов были серьезные расхождения.

Например, делегация ИКП, которую возглавлял Берлингуэр, отказалась подписывать заключительное коммюнике Совещания, поскольку ряд его пунктов вызвал у них решительное несогласие. Брежнев был крайне недоволен таким поворотом событий и попытался сделать все возможное, чтобы устранить эту проблему. Он стал давить на Берлингуэра, но тот поступил хитро: предложил послать в Рим, к председателю партии Лонго, одного из членов своей делегации, чтобы Лонго принял окончательное решение. В итоге в Рим был послан Коссута на персональном самолете Брежнева. Но миссия эта ни к чему хорошему для советских руководителей не привела: Лонго занял ту же позицию, что и Берлингуэр. Узнав это, Брежнев сдался. «ИКП – большая партия, и если она говорит нет, то это нет», – заявил генсек.

Берлингуэр выступил на Совещании 11 июняи в своей речи заявил, что само понятие интернационализма переживает кризис и что у него большие сомнения в теоретической обоснованности заключительного коммюнике, которое носит слишком ярко выраженный пропагандистский характер. Эту речь перепечатывают многие итальянские и европейские газеты, которые относят ее к разряду сенсационных: по их мнению, еще никогда никто из представителей иностранных коммунистических партий не произносил в Москве таких резких слов. Когда Винчини рассказывал Дину о реакции публики, собравшейся в Кремлевском дворце съездов, на слова Берлингуэра, он буквально захлебывался от восторга:

– Ты бы видел лица некоторых людей в зале – они были в шоке!

– И вы считаете, что это благо? – спросил Дин.

– Безусловно! – голосом, полным решимости, ответил Винчини. – Мы должны показать Москве, что советская модель построения социализма неприемлема для стран развитого капитализма. Мы не должны и не будем слепо следовать тем догмам, которые проповедует Москва. Надо переосмыслить опыт Советского Союза, и это переосмысление должно основываться на новом понимании соотношений между социализмом и демократией, требующей многопартийной системы, которая допускает сменяемость власти, чередование правящих политических сил.

– А вы не боитесь, что конфронтация с Москвой приведет к еще большему расколу в коммунистическом движении? – выслушав страстный монолог собеседника, спросил Дин.

– И кто это говорит? – не скрывая своего удивления, воскликнул Винчини. – Человек, который сам никогда не был трусом. Если всего бояться, то толку от этого будет мало. Ситуация складывается таким образом, что кто-то же должен показать советским руководителям, что они тоже могут ошибаться. Взять ту же классовую борьбу, которую они проецируют даже на вопросы мировой политики. Да сколько можно! Мир меняется, и мы должны меняться вместе с ним. Надо искать объединения с близкими нам по идеям партиями, чтобы вместе с ними трансформировать капиталистическое общество. Если мы не сумеем этого понять, то мы окажемся в глубоком кризисе и рухнем вместе с Советским Союзом.

– Вы считаете, что он может рухнуть? – удивился Дин.

– Если в Москве будут править догматики, то подобный исход очевиден.

– Но если рухнет Советский Союз, то что станет с мировым коммунистическим движением?