Мария Поступальская - Обручев

Однажды к Владимиру Афанасьевичу пришла сотрудница издательства, эвакуированного из Москвы. В Свердловске ей предложили наладить выпуск геологической серии «Известий Академии наук». Она шла к маститому ответственному редактору, робея и думая о том, как тяжело будет теперь добывать материал для журнала. Но Обручев сразу успокоил ее, вручив объемистую папку с рукописями. Что журнал будет выходить и во время войны, он не сомневался ни минуты. А материал есть, на несколько номеров хватит! С этого дня новая сотрудница журнала тоже стала частой посетительницей квартиры на улице Луначарского.

По вечерам Владимир Афанасьевич по раз навсегда заведенному правилу писал рецензии, отвечал на письма, работал над научно-фантастической повестью «Коралловый остров».

Он с пристальным вниманием следил за событиями на фронтах Отечественной войны. Часто хмурился и, прослушав вечерние последние известия, молча уходил в кабинет. А когда в военных действиях произошел перелом, Владимир Афанасьевич после сообщений по радио молодел, становился разговорчивым, оживленным. «Иначе не могло быть», — говорил он.

Изредка Обручев выезжал на полевые работы. Старший научный сотрудник Госэкономсовета Адамчук рассказывает, что при обследовании Пышминского колчеданного месторождения «молодые геологи, сопровождавшие Владимира Афанасьевича, приходили в восхищение, едва поспевая за академиком, который с удивительной легкостью буквально летал по отвалам разработок, перепрыгивая с одной глыбы на другую, отбивая молотком заинтересовавшие его образцы пород. «Ну и дорвался!—с удивлением говорили они. — Никак за ним не угонишься!»

Такие вылазки Владимир Афанасьевич мог позволять себе не часто. Он похварывал. Воспалением легких болел несколько раз и поправлялся только благодаря заботливому уходу Евы Самойловны.

Но сделано на Урале было много. Мудрое руководство изысканиями открывало новые и новые ресурсы драгоценного сырья. «Он сами недра поднимает на победу», — говорил о Владимире Афанасьевиче Ферсман.

Здесь на Урале Обручев закончил свой многолетний труд «История геологического исследования Сибири»— венец его работ по сибирской геологии. Писал он в это время и монографию «Внутренняя Монголия», обрабатывал записи путешествий по Туркмении и Джунгарии для популярных изданий.

Научная жизнь страны не прерывалась. В 1942 году в Свердловском доме Советской Армии состоялась юбилейная сессия Академии наук, посвященная двадцатипятилетию советской власти.

Владимир Афанасьевич выступил на сессии с докладом «Геологические науки в СССР за 25 лет».

Он рассказал об очень скромных успехах русской геологии до 1882 года, когда был создан Геологический комитет, о более планомерном геологическом изучении страны трудами комитета и о быстром развитии исследовательских работ в советское время.

— Площадь исследований, отпущенные на них средства и число полевых геологических партий в СССР, больше, чем в самых крупных капиталистических странах, — сказал Владимир Афанасьевич.— Теперь вся территория Союза обследована геологами, даже полярные острова Северной Земли и Врангеля, высокие Памирское и Армянское нагорья...

Обручев характеризовал успехи минералогии, петрографии, палеонтологии, стратиграфии, тектоники, мерзлотоведения, инженерной Геологии и прикладной геофизики. Он подвел итоги открытий черных, цветных и редких металлов, рассказал о месторождениях редких элементов и нерудных ископаемых — бокситов, цветных и драгоценных камней, горючих ископаемых— угля, нефти, горючих сланцев, торфа.

— Наш Союз силами героической Красной Армии и работой всего населения в тылу успешно сдерживает напор врагов, несомненно одержит победу и освободит Европу от фашистского «нового порядка». Эта труднейшая борьба за культуру и мир была облегчена благодаря успехам геологических наук в Союзе, которые своевременно обнаружили крупные запасы стратегического сырья и подготовили их использование для вооружения и снабжения Красной Армии, — этими словами Обручев закончил свою речь.

Сессия прошла очень оживленно и слаженно. Кажется, никогда еще работники академии не чувствовали такой гордости за русскую науку, такого трудового подъема, как в эти тяжелые военные дни.

Владимир Афанасьевич не пропустил ни одного заседания, с интересом слушал и речь президента и доклады академиков, даже таких далеких от него по роду работы, как Абрам Федорович Иоффе, говоривший о развитии точных наук в СССР за 25 лет. Академик Греков рассказал об исторических науках, а Алексей Николаевич Толстой характеризовал четверть века советской литературы.

Одна из сотрудниц Академии наук обратила внимание на то, как Обручев слушал представителя Центрального Комитета партии. Оратор говорил о фашистских зверствах, о мракобесии третьего рейха и о глубоко реакционной сущности фашизма. Владимир Афанасьевич слушал, слегка наклонив голову, с напряженным вниманием. Скорбь и негодование ясно читались на его лице.

В 1942 году из Казани приезжал сын Владимир Владимирович с дочерью. Наташе было уже десять лет. Веселая и умненькая девочка оживила тихую квартиру Обручевых, порадовала деда.

А летом 1943 года Владимир Афанасьевич получил приглашение Казахской академии наук приехать в Алма-Ату. Поскольку Казахстан подлежал изучению Комиссии по мобилизации ресурсов, Обручев не счел возможным отказаться. Да и интересно было побывать в казахской столице, бывшем городе Верном, которого он никогда не видел.

Владимир Афанасьевич и здесь болел гриппом с «небольшим фокусом в легких», как сказали врачи, но жаркий, сухой июль, по словам самого Обручева, «хорошо прогрел легкие».

Но, как ни приятно было в Алма-Ате, тянуло в Москву, к своей библиотеке, к рукописям, ко множеству прерванных и незаконченных работ.

Часть учреждений Академии наук, в том числе и геологические, уже вернулась в Москву.

Владимир Леонтьевич Комаров тоже приехал из Свердловска в Алма-Ату. Оттуда он выезжал во Фрунзе, где открыл филиал Академии наук, и, возвратившись в казахскую столицу, вместе с Обручевым и другими академиками двинулся в Москву.

Люди, вырванные войной из привычной родной обстановки, жившие на биваках в положении эвакуированных, не опускали рук, не прекращали работы, но возвращение было для всех огромным счастьем. Не только потому, что они, наконец, очутились дома, но потому, что возвращение означало — дела на фронте идут хорошо, враг уходит с советской земли.

«Я рад, что выраженная мною на предыдущей сессии Академии наук СССР в Свердловске уверенность в том, что наша очередная сессия будет созвана в родной Москве, претворилась в жизнь. За истекшие с тех пор десять месяцев произошли величайшие исторические события, которыми наши народы и все человечество обязано героической Красной Армии».