Игорь Крупеников - Вильямс

Травля и нападки реакции не уронили авторитета Академии в глазах передовой молодежи. Революционные традиции в Академии продолжали развиваться. В год поступления Вильямса в Петровку, 20 марта 1883 года, через несколько дней после смерти Маркса, дочь его Элеонора Маркс получила из редакции английской газеты «Дэйли ньюс» следующую телеграмму:

«Москва, 18 марта. Редакция «Дэйли ньюс», Лондон. Будьте настолько любезны передать господину Энгельсу, автору «Трудящихся классов в Англии», близкому другу покойного Маркса, нашу просьбу возложить на гроб незабвенного автора «Капитала» венок со следующей надписью:

«Борцу за права рабочих в теории и за осуществление ее в жизни — студенты Петровской сельскохозяйственной академии в Москве».

Господина Энгельса просят сообщить свой адрес и стоимость венка; расходы будут ему немедленно возмещены.

Студенты Петровской академии в Москве».

В связи с этим Энгельс писал 24 марта 1883 года П. Л. Лаврову:

«Я получил длинную телеграмму из Москвы, в которой меня просят возложить венок на могилу Маркса от имени студентов Петровской сельскохозяйственной академии. Не имея моего адреса, они телеграфировали в редакцию «Daily News». Теперь они просят меня сообщить стоимость венка и мой адрес. Но телеграмма без подписи; подписано: студенты Петровской академии в Москве.

Кому отвечать? Не посоветуете ли Вы мне?

…я бы хотел сообщить этим славным ребятам, что получил их телеграмму и выполнил возложенное на меня поручение» [3] Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями. М., 1947, стр. 218. .

Революционно-демократические традиции Петровки, хорошо поставленное преподавание, возможность творчески изучать естествознание в связи с практикой сельского хозяйства под руководством крупнейших ученых — все это определило выбор молодого Вильямса. Он решил стать петровцем и подал заявление о приеме в Академию.

«Состязательные испытания» Вильямс начал держать 3 сентября. В этот день он писал вместе с другими поступающими сочинение на тему «Главнейшие реформы Петра Великого и их значение».

Все экзамены Вильямс выдержал блестяще и был зачислен студентом первого курса сельскохозяйственного отделения Академии.

Расстоянием снова пришлось не стесняться: от Смоленского бульвара до Петровско-Разумовского было 11 верст.

«В дожди и бураны, — говорил Вильямс, — в суровые морозы я вынужден был всегда ходить в Академию, чтобы во-время попадать на занятия… Многие мои сверстники — сынки обеспеченных семей, среди которых были «сиятельные князья», в каретах лихо подкатывали к главному корпусу Академии, а я должен был наперегонки мчаться пешком, ибо каждая копейка была на учете».

Вильямс выходил из дому в шесть часов утра и, двигаясь по морозным улицам в своей неизменной летней шинели внакидку, пересекал еще темную, только просыпавшуюся Москву. Он шел по Садовому кольцу через Кудринку до Триумфальной площади. Запах свежих калачей из открывающихся — булочных, разнообразные заманчивые запахи кухмистерских и харчевен, встречавшихся на длинном пути в Академию, вызывали у него мысли о том, что и сегодня, как и завтра, и через месяц, весь его дневной рацион будут составлять все те же неизменные два фунта ржаного хлеба и чай «с угрызением» (то-есть вприкуску). Это все, что мог себе позволить студент Вильямс.

Повернув у Триумфальной площади на Тверскую, он держал путь к Петровскому парку и, минуя старинный Петровский дворец, направлялся к Академии. Здесь итти было легче — ни булочных, ни кухмистерских, знакомые с детства парковые аллеи, обсаженные вековыми деревьями.

Занятия в Академии на первом курсе продолжались до трех часов, но Вильямс не имел возможности сразу пускаться в обратный путь. Нужно было итти на урок. Ежедневно два часа он занимался С детьми одного из преподавателей Академии, Григорьева, получая за это 10 рублей в месяц. Домой он возвращался вечером и садился за книги. Дома не было ни копейки лишних денег, и чтобы не тратить керосина и не жечь свечей, он подсаживался к окошку и пользовался светом уличного фонаря, горевшего на Смоленском бульваре.

Вильямс не получал стипендии на протяжении всех лет обучения в Академии, и его имя неоднократно фигурировало в списке исключенных за невзнос платы за право учения.

Нужна была редкая выносливость и целеустремленность, чтобы в такой обстановке продолжать учиться, оставаясь все время в числе лучших студентов.

На первом курсе Вильямс слушал много интересных для него предметов: морфологию растений — ее читал Тимирязев, неорганическую химию, физику, зоологию, геодезию, метеорологию. Лекции дополнялись занятиями в кабинетах и лабораториях. Вот где проявились практические навыки, полученные Вильямсом еще в реальном училище. Он с увлечением и умело препарировал кости и мышцы различных животных в зоологическом кабинете, хорошо чертил и снимал планы во время практических занятий по геодезии.

Особое значение имели для Вильямса лекции Климента Аркадьевича Тимирязева.

«Для меня, — говорил Вильямс, — представление о Дарвине, дарвинизме и о теории эволюции неразрывно связано с образом К. А. Тимирязева.

Помню первую лекцию Тимирязева… Вся наша молодая аудитория была захвачена увлекательной и остроумной лекцией об основах ботаники.

Начиная с этой первой лекции и до нашего выпуска из Академии, Климент Аркадьевич последовательно развертывал перед нами стройную картину природы, где нет непереходимых граней между миром животных и миром растений, где выживает все наиболее приспособленное к окружающей среде. А это предполагает изменчивость организмов и наследование приобретенных признаков.

Эта картина резко противоречила «истинам», которые старалось прививать студентам руководство Академии. Но кто стоял во главе этого руководства? Теперь кажется анекдотом, что директором Академии был профессор Юнге, по специальности окулист, — он лечил царицу. Лечение дало хорошие результаты. В награду окулисту достался пост… руководителя высшего сельскохозяйственного учебного заведения…

На Совете Академии дарвинисту Тимирязеву приходилось защищать науку от нападок самого махрового мракобесия: Юнге «доказывал» полную гармонию между наукой и… библией и яростно обрушивался на Тимирязева за его «обезьяньи» теории происхождения человека, за популяризацию учения Дарвина».

Многочисленные статьи и выступления Тимирязева о Дарвине и дарвинизме были хорошо известны Вильямсу еще в реальном училище. А в 1883 году — в год поступления в Петровскую академию — Вильямс прочел только что опубликованную книгу Тимирязева «Чарльз Дарвин и его учение» [4] Первые статьи о Дарвине Тимирязев опубликовал еще в 1864 году в журнале «Отечественные записки». . В этой книге Тимирязев, по словам Вильямса, «дал глубоко научное и вместе с тем популярное изложение дарвинизма». Книга Тимирязева о Дарвине в дополнение к его лекциям дала молодому Вильямсу яркое представление о передовой биологической теории и сделала его на всю жизнь стойким борцом за дарвинизм, за все новое, передовое и революционное в биологической науке.