Михаил Задорнов - Записки усталого романтика

Мой гид, не замедляя движения, провалился в одну из этих нор так ловко, как будто проделывал это несколько раз в день. Я последовал за ним, но менее элегантно, сняв очки и боясь за шорты.

– А кому платить? – спросил я. – Что-то не видно никого.

– Отдадите позже. Я им передам. Они все до завтра на обеде.

Мой импровизированный гид включил фонарик, и мы пошли вдоль его лучика в каком-то потустороннем мире. Вдруг он остановился и с максимальной важностью, шепотом, сказал мне:

– Смотрите. Стену видите? Вот! Это очень древняя стена! Вам нравится?

На мой вопрос, какого века это подземелье, он ответил: настолько древнее, что, когда родилась его бабушка, оно уже было.

Наконец он завел меня в глубь этого загадочного лабиринта, который, судя по всему, арабы вырыли специально, чтобы заводить жаждущих эксклюзивных зрелищ русских туристов. Мы находились, естественно, в очень древней комнате. В ней пахло сыростью, плесенью и пылью истории. Она была абсолютно пустая. Земля сверху давила, и можно было только порадоваться за мумии, у которых нет клаустрофобии.

Вдруг мой гид закричал таким голосом, словно увидел тень отца Рамзеса Второго:

– Смотрите, смотрите, вот сюда, вниз, на пол!

Я посмотрел. В зайчике его фонарика полз маленький жучок.

– Это очень редкий жучок! – сказал он мне. – Вам сегодня очень повезло, что вы сюда попали, иначе вы бы никогда в жизни не увидели этого жучка. – Он назвал имя жучка – оно было длиннее, чем полное имя бен Ладена.

– А какого времени жучок? – спросил я, потому что надо было что-то спрашивать.

– Очень древний. Вы всю жизнь будете гордиться тем, что его видели.

После этого утверждения мой гид сделал серьезное лицо государственного работника и постарался объяснить мне, что за такую экскурсию надо платить не меньше пятидесяти долларов, потому что эти раскопки сторожат пятьдесят охранников. Все-таки то место, где мы находимся, – египетская государственная тайна. А в Египте она меньше, чем за пятьдесят долларов, не продается. Причем платить надо именно сейчас. Иначе, судя по его тону, я рисковал навсегда остаться здесь и превратиться в мумию, покрытую исторической плесенью. И что самое страшное – никому не смог бы рассказать, что видел жучка.

Журналисты меня часто спрашивают: «Над вами когда-нибудь смеялся кто-нибудь так, как вы смеетесь над другими?» Теперь я знаю, что я буду им отвечать. Смеялся! Секьюрити! Сын летчика. Он до сих пор, наверное, смеется! Во всяком случае, когда мы вышли из катакомб, у него улыбались не только глаза, но уши. Он тут же побежал от меня восвояси, естественно, отдавать пятьдесят долларов другим сыновьям летчиков. А я грустно пошелестел по барханам обратно, переживая не столько из-за пятидесяти долларов, сколько из-за испачканных навсегда пылью вечности шорт Ферре... А еще из-за того, что не успел сфотографироваться на слайд... с жучком!

Дня три я переживал из-за того, что мое свидание с пирамидами оказалось неудачным. Правда, нет худа без добра. Я невольно стал скромнее. Очки Гуччи разбились, шорты Ферре истрепались. Поэтому я купил на арабских рыночных развалах самую дешевую туристическую дерюгу, на которую местные египетские кутюрье специально для наших туристов из глубинки пришили этикетку с надписью русскими буквами «Адидас».

Зато теперь, когда я выходил из гостиницы, местные бомжи не только не приставали ко мне, но и смотрели на меня с жалостью.

Правильно сказал кто-то из моих коллег: «Будь скромнее, и люди к тебе потянутся. Причем правильные люди!» Уже на следующий день после покупки дерюги мне повезло с правильным гидом. Нет, не повезло... Я не прав. Скорее всего, бог Ра мне сделал подарок за мои переживания.

Новый гид абсолютно был не похож на предыдущих. Молодой, неживотастый, веселый; его глаза не играли в прятки, пытаясь меня одурачить. Он даже не чесал рукой под брюками в области паха, как это постоянно делают арабы прямо на улице. Вообще, было похоже, что он спрыгнул с какого-то фрагмента древней фрески. Действительно, оказался не арабом, а коптом. Потомком тех древних, настоящих египтян, которые еще сохранились в Египте и основное занятие которых – с утра до вечера делать вид, что они дружно уживаются с арабами. С последними его роднило только то, что его мама тоже училась в Москве и до сих пор, как он сказал, тащится от русской литературы и сейчас читает Пелевина.

Он очень неплохо говорил по-русски, хотя в России ни разу не был. Знал, например, такие слова, как «разборка», «новый русский», «развести», «лох». Видимо, мама зачитывала ему вслух из Пелевина. Он даже знал выражение «в натуре», но пристраивал его в своей речи совершенно некстати. Например, спросил меня: «Как вас, в натуре, звать?». И я ему, в натуре, ответил, как, в натуре, мое имя.

Он сказал мне, что русские туристы ему нравятся, они веселые, общительные, но вот в последнее время он иногда чувствует себя лохом, потому что не знает, чего от них, в натуре, ожидать. Например, один из его клиентов поздно вечером выпил в баре, после чего сказал: «Что бы такого веселого придумать? Пойти, что ли, соседу по номеру морду набить?» А на вопрос «зачем?» ответил: «Хочется сделать что-то полезное для человечества». И моему гиду было непонятно, что в этом полезного для человечества.

Другой наш турист, напившись, ночью прыгнул в одежде в бассейн. Ну, просто разбежался и прыгнул. От радости. И начал в бассейне кричать, бить руками по воде, булькать под водой, забрызгал все вокруг бассейна. Проходящие мимо немцы за него испугались, думали, человек тонет. Начали вытаскивать. От радости, будучи мокрым, принялся всех обнимать. Они думали, что он так выражает им благодарность за спасение. И наутро устроили скандал администрации гостиницы, что вокруг бассейна ночью не вытирают. Скользко. Русский турист свалился в воду. Им же на ум не могло прийти, что он сам прыгнул туда в одежде. В результате перед нашим извинились, принесли ему в номер бесплатно фрукты и шампанское! И носили каждый день, и каждый вечер он прыгал в бассейн. И они думали: «Вот дурной русский, в одном и том же месте все время падает в бассейн».

Мы совершили с моим новым знакомым этакий бартер. Под строжайшим секретом я ему поведал, что у нас, у русских, вообще мощнейшая энергия. Но она без вектора. Тем не менее мы научились кое-чему у Запада. И у наших «новых русских» уже появились в речи неопределенные и определенные артикли: неопределенный – «типа», а определенный – «конкретно»! Объяснил ему также, что означают новые, внушающие уважение любому русскому словосочетания, типа «дуть в уши», «колбасить в кислоте».

За это копт поведал мне тайные слова, после которых даже арабы с бусами должны были меня зауважать настолько, чтобы убежать от меня восвояси. Я не знаю, что означали эти слова. Их было трудно перевести на русский – так же, как объяснить арабам, что означают наши выражения «колотить понты», «навинтить гайку» или «серпом по рейтингу», не говоря уже о «лохматить бабушку». Похвастаюсь лишь тем, что уже через три дня я научился эти арабские слова произносить почти без акцента. Арабы застывали со своими ювелирными изделиями в руках, превращаясь в монументы самим себе. Провожали меня взглядом, в котором сквозь ненависть, как сквозь ситечко, просачивались уважение и непонимание, как это: я иностранец – и не лох. Я считаю, израильтянам эти слова надо преподавать в начальной школе.