Михаил Задорнов - Записки усталого романтика

Уже к часу ночи в опустевшем ресторане остались только немногочисленные русские, которые начали целоваться с Антантой и под ее будоражащее пение пустились в пляс. Французские официанты выстроились вдоль стен ресторана и смотрели с восхищением на наши половецкие пляски. В смокингах они были похожи на зрителей-аристократов на выступлении русского ансамбля пьяного танца.

Потом мне объяснили, что Новый год вообще в Европе так, как в России, до утра встречать не принято. За месяц до Нового года в телекомпанию REN-TV было назначено новое руководство из Германии. Немец – генеральный директор – попросил режиссеров дать ему план новогодней передачи. Естественно, принесли ему сценарий обычного «Голубого огонька». Он посмотрел сценарий, собрал режиссеров и сказал, что денег на такую долгую передачу до четырех утра не даст. Неразумные траты. В половине первого уже все телезрители лягут спать. Бедный немец так и не понял, почему все редакторы и режиссеры начали хохотать. Как ему объяснить, что наш человек обожает смотреть «Голубой огонек» до синевы. И только в четыре или в пять утра вдруг заявляет: «Эту дрянь невозможно смотреть!» Как ему втолкуешь, что мы – люди с другим энергетическим потенциалом. Это они не празднуют Новый год, потому что энергетически истощаются на праздновании Рождества. Слабаки! А нашей энергии нам хватает и на празднование их Рождества, и нашего! По старому стилю, по новому... Никому в мире не объяснишь, что означает выражение «Старый Новый год»!

13 января 2002 года я был на отдыхе в швейцарском отеле в Альпах. Русские разгулялись по полной программе: сняли на ночь пару горных вершин с подъемниками, оплатили работу персонала этих подъемников до утра, туда наверх забросили десант отечественной попсы. Полночи над ночными Альпами неслось «Как упоительны в России вечера»... В ресторане же царило такое веселье, что все остальные национальности просто покинули его. Официант, который меня обслуживал, спросил: что сегодня празднуют русские? Я ответил честно: «Old New Year!» Он ушел на кухню и долго не появлялся, видимо, пытался с коллегами разгадать эту загадку – оксюморон. Не менее загадочную, чем «живой труп», «горячий снег» или «честный депутат».

Конечно, официантам нравятся русские загулы. Но в душе они над нами посмеиваются. Во-первых, наши не умеют, как принято на Западе, сдерживать свои чувства. Для западной обслуги это выглядит не только забавно, но и весьма удручающе, например, когда наши начинают переходить от столика к столику, пересаживаются, меняются местами, и потом бедные официанты не знают, кому за какой столик подавать какой счет. Во-вторых, наши заказывают вина не по вкусу, а по цене. Придя в ресторан, считают самым крутяком громко сказать официанту:

– Мне, пожалуйста, самое дорогое вино!

Или, что еще хуже:

– Мне – самое лучшее вино, которое у вас тут есть во Франции! И побыстрее.

Самых лучших вин во Франции не бывает! Как, впрочем, и самых дорогих.

В тот же вечер в Швейцарии четверо русских со своими женами, после того как пили весь день в горах горячий глинтвейн, решили попробовать самое дорогое французское вино.

– Самые дорогие вина коллекционные, – пояснил официант.

– Неси коллекционные, – приказал ему наш, даже не подозревая, что коллекционные вина не пьют. Их коллекционируют. Они хранятся в подвалах уже пару столетий, и на вкус это уже не столь изысканное вино.

– Вам для коллекции? – спросил официант.

– Какая коллекция? Мы выпить хотим. Давай, шевелись!

– Выпить?!! Но, но, но... – официант хотел что-то возразить, но, увидев взгляды наших, понял, что его объяснения бесперспективны.

Четыре официанта прикатили к столику заказчиков тележку с четырьмя бутылками коллекционных вин на сумму 120 тысяч евро. Все остальные официанты пришли в зал посмотреть на это чудо. Из-за дверей, ведущих на кухню, выглянули повара. Метрдотель лично подошел поздравить наших с таким героическим поступком. И наши не подкачали, не подвели Отчизну! За час они разобрались со 120 тысячами евро. При этом даже их жены с количеством украшений большим, чем на новогодней елке, пили эти вина, приговаривая: «Это потрясающе! Вот это я понимаю, настоящее бордо!» Официанты шептались, какие русские молодцы, пьют этот отстой, не морщась! Герои! Это же все равно что целоваться с египетской мумией.

Когда же с «лучшими» винами Франции было покончено и стала ощущаться у пацанов традиционная нехватка, когда наступило первое, обманчивое чувство опьянения, один из братанов предложил: «Пацаны, а не взять ли нам еще нашей русской водочки в баре?» Все с радостью согласились и отправились в бар лакировать «Бордо» «Русским стандартом».

Но был в моей жизни еще один Новый год. Пожалуй, самый-самый! С ним не сравнится ни один из вышеописанных. Ни даже тот, с привидениями, ни тем более парижский.

Мне было чуть больше двадцати лет. Я еще не был женат. Жил на съемной квартире в Москве. Один из моих лучших друзей рано женился. Перед самым Новым годом его жена легла в больницу на сохранение. Он ее очень любил и не представлял встречи Нового года, а значит, и нового счастья, а также здоровья и долгих лет жизни без нее. Однако это была советская больница. Пробраться в нее практически не представлялось возможным. У входа сидели вахтеры – пенсионеры КГБ, которые самонадеянно считали, что все еще служат Родине, и выполняли практически государственный долг – ловили врагов народа даже при входе в больницу.

Мы тоже были другие в ту пору. Юные романтики, что в советское время чаще всего приравнивалось к хулиганству. И все-таки мы решились! 31 декабря, где-то около 11.30, начали осторожно подниматься по пожарной лестнице на второй этаж. Пожарная лестница проходила мимо окошка женского туалета. При себе у нас было две бутылочки «Советского игристого полусладкого шампанского» и легкий сырковый закусон с ванильными сухариками. Как и договорились, жена друга встретила нас, радостно распахнув окошко женского туалета, и даже положила коврик на подоконник, чтобы мы вытерли ноги и не оставили следов. Словом, начиналось все по плану: радость встречи в романтическом месте, короткие вопросы о здоровье... Поскольку Новый год вот-вот должен был наступить, мы скоренько открыли шампанское! Вынули из карманов принесенные граненые «бокалы», и тут... в коридоре послышались шаги! Судя по вялому шарканью тапочек о линолеум, это явно были не вахтеры, не охрана, не отставные кагэбисты, а пациентки. Мы с другом еле-еле успели спрятаться в одну из кабинок. Жена друга выбежала из туалета в коридор, чтобы ее, не дай Бог, с нами не застукали. В советское время могли за такое не только выгнать из больницы, но еще и написать донос в комсомольскую организацию по месту работы. Шутка ли: комсомолка распивала шампанское с двумя мужиками в женском туалете! На работе бы ее заклеймили позором, и она стала бы невыездной даже по туристической путевке в Польшу.