Дневник библиотекаря Хильдегарт

— Ты же не вытащишь! Не вытащишь ты меня. Кишка тонка. Ты же не Артур.

— Нет проблем, бэби, - сказал рыцарь. – Артур.. не Артур – какая разница? Есть же замечательный русский аналог легенды об Эскалибуре. Всё очень просто: бабка за дедку, внучка за бабку, жучка за внучку… и так далее. Погоди, я их всех сейчас позову…

— Дурак… Ох, дурак, - простонала я и почувствовала, что ползу вверх. Выныривать из киселя мне не очень хотелось, потому что там, снаружи, было солнечно, холодно и беспокойно. Но всё-таки пришлось вынырнуть – зря, что ли, люди старались?

— Ты в порядке, бэби? – участливо осведомился рыцарь. Он опять, как ни в чём не бывало, держался за рукоять меча и делал вид, что не может его вытянуть.

— Всё о'кей, - заходясь кашлем, успокоила его я.

… А сегодня утром я впервые за много дней вышла на дрожащих ногах во двор и увидела, что расцвела вишня. Среди покрытых нежными белыми цветами веток, подчёркивая их белизну и красоту, развевались обрывки размотанного рулона туалетной бумаги. И сияло синее-синее небо.

Я никогда не любила огонь. Созерцание сгорающих в камине дров или тлеющих в лесной темноте туристических углей, пахнущих дымом, смолой и подпалёнными сосисками, всегда казалось мне сомнительным удовольствием. Всё равно, что смотреть на переливчатую ядовитую змею, свивающуюся в кольца в непосредственной близости от твоих ног. Другое дело – вода. Омут с водоворотами в своём роде куда опаснее какого-то чахлого, полузадушенного шашлычным жиром костерка. Но на омут я могу смотреть часами, мечтательно вздыхая и не отвлекаясь даже на комаров. А на костёр – нет.

— Это потому, что ты Рак, - объяснила мне Подруга. – Водяной знак. Тебе ближе водная стихия.

— Водяной знак – это же на купюрах?

— Ну, водный. Тебе лишь бы придираться! Зануда….

Но мне казалось, что тут дело не в водяных знаках. А дело в том, что огонь суетлив и беспощаден, как любой революционер, – ему лишь бы скорее, немедленно, преобразовать всё, что попадётся ему на пути, быстренько отдать тепло, быстренько поджарить сосиски, поиграть на прощание рассыпающимися искрами, оставить после себя кучу грязного пепла и исчезнуть. Он живёт, только пока убивает. На самом деле всё так живёт, но у огня это как-то слишком уж явно. Поэтому я его не люблю.

Помню, как меня, маленькую, мои бабушки учили ставить свечки в храме.

— Я не буду, - говорила я, пряча руки за спину. – Они не хотят. Они плачут.

Мне в самом деле было неприятно видеть, как тоненькие, полупрозрачные, беспомощные какие-то восковые палочки покорно истекают слезами на заляпанных латунных подставках, скорчиваются, чернеют и, наконец, грубо выбрасываются злыми старухами в пластмассовые ведёрки. Глядя на это, я надувалась, как хомяк, и сопела от сентиментального раздражения, а иногда из солидарности тоже пыталась пустить слезу. Бабушки, привычные к моим нездоровым фантазиям и железному упрямству, покорно вздыхали и уводили меня из церкви. Лампады я тоже не любила. Вечером в тёмной избе они как-то странно, пугающе преображали закопчённые иконописные лики; у тех начинали ярко белеть выкаченные белки и шевелиться губы. Чтобы не видеть их, я укрывалась с головой одеялом, а иногда, не выдержав, начинала выть, канючить и требовать, чтобы меня уложили спать в каморку, где икон не было.

Святая вода – это всегда было мне понятно без объяснений. Вода Крещения. Вода Воскресения. Живая вода. А священный огонь – нет. Что-то страшное. Карающее. Разрушительное.

Вчера я зашла к своей старенькой соседке, - к той самой соседке, о которой уже один раз писала, - и застала её стоящей на высоченном шатком стуле перед полочкой с иконами.

— Баба Поля! – ужаснулась я, вспомнив, что она плохо видит. – Ну, что вы такое делаете? Упадёте – кто вас будет поднимать?

— А вон – ты зашла, ты и подымешь! – радостно откликнулась она - Ну, баба Поля… Что вы, как маленькая, честное слово? Ну, зачем вы туда полезли?

— Вона – «зачем»! – изумилась она. – А лампадку-то засветить? - Нет, это понятно, конечно… Но что ж вы Лёшку-то не дождались? Придёт с работы – неужели он не засветит, если мать попросит?

— А чего я буду Лёшку просить? Он неверующий. Нет, это уж я сама должна.

— А почему сама, баба Поля? Зачем вы вообще её зажигаете?

— А как же? Темно ж Ему там, поди-ка.

— «Там» - это в углу?

— Какое – «в углу»! Разве ж Он в углу? Он на небе.

— А на небе ведь не темно, баба Поля. Там солнце, луна… звёзды всякие. Ему, мне кажется, там очень даже светло.

— Кажется ей… Когда кажется, милая моя, креститься надо! Вон – послушай передачу про космос… какая там темнотища, и холод какой лютущий! Они ведь, космонавты-то, когда летают, они без этих скафандеров своих с подогревом и носу высунуть из ракеты не могут! Вон оно как там, в этом космосе.

— Нет… ну, а как же звёзды? Планеты? - Ну… так что ж? Он нам – звёзды. А мы Ему – лампаду. Вот оно и будет справедливо. И нам светло, и Ему.

Она зажгла фитилёк над синим узорным стаканчиком, качающимся на серебряной цепочке, оперлась на мою руку и тяжело, с кряхтеньем, сползла со стула. Крохотный живой огонёк затеплился в бездонном ледяном Космосе, и Господь, вздохнув, протянул над ним руки, чтобы согреться.

А баба Поля завернула мне в пакетик свежий кулич и два расписных деревянных яичка. Раньше она расписывала их кисточкой, как умела – белыми лохматыми цветами, разноцветными кривобокими крестиками и буквами «Х.В». А теперь, когда зрение её ухудшилось, она расписывает их пальцами. Просто окунает кончики в краску и наносит, как придётся, точки и крапинки. Некоторые получаются похожими на яйца лесных птиц, а некоторые – на вытянутые конусами маленькие планеты, с лунками, катерами и очертаниями неведомых озёр и горных хребтов.

Ещё немного Чехова или Вавилонские жалобы

В 12.25 мне прислали газету “Daily worker”, но половина её при этом была английским изданием, а другая половина – американским! Отправляю всё обратно и требую, чтобы было наоборот. Но мне сказали, что для этого придётся ждать ещё пол (или больше) часа. Кошмарный уровень обслуживания! Целый час, чтобы взять интересующую его газету!

(Ответ на жалобу, присланный из хранилища):

«Цокольное хранение просит извинения. Всё, что случилось с нужной читателю газетой, произошло из-за того, что 100-килограмовый подъёмник в этот день отказался работать. И ничего с ним поделать не удалось»

_______

На мой взгляд, в библиотеке недопустимо много испанской литературы по общественным наукам.

______

Как созидатель нового способа мышления, активно обновляющий свою мозговую и мыслительную деятельность в условиях перестройки с целью постановки и освещения наиболее актуальных, живо трепещущих проблем современности, считаю вашу библиотеку вполне уместной, своевременной, уютной и способствующий ознакомлению посетителей с разными уровнями и степенями имеющихся в нашем распоряжении гуманитарных наук. Для студентов, особенно начинающих свой большой путь в науку и прочих областях, предоставлена возможность постоянно сталкиваться с выбором необходимой научно-методической и практически-значимой литературы и, отталкиваясь от неё, идти к новым источникам с целью дальнейшего в них углубления.