Эдвард Радзинский - Иосиф Сталин. Начало

В опустевшей кремлевской квартире Коба бывал только зимой, когда туда на зиму перевозили Светлану и Васю…

Вася доставлял ему много хлопот. Слабенький мальчик, он не хотел учиться. Но при этом был невероятно тщеславен и хитер. Как-то Коба при мне сильно наорал на него. Через полчаса несчастный воспитатель Васьки некто Ефимов, офицер ОГПУ, совершенно теряющийся от страха в присутствии Кобы, принес записку. Коба прочел, усмехаясь, показал мне. На большом листе бумаги Вася изобразил могильный камень и написал на нем эпитафию себе: «Вася Сталин родился в 1921 году, умер бедный Вася уже в 1933 году».

Огромный Ефимов, как-то согнувшись, жался в дверях.

— Что думаешь по поводу его художеств? — спросил его Коба. — Если только ты думаешь?

— Товарищ Сталин, надпись производит нехорошее впечатление. Уж не задумал ли он что…

— Ты бьешь его?

Лицо Ефимова сморщилось от ужаса.

— Да как же можно, Иосиф Виссарионович!

— Не можно, а нужно, Ефимов… Но ты не сможешь, а жаль. Где он?

— В своей комнате.

— Приведи сюда «бедного Васю». По дороге объяви шантажисту, что отец прочел и послал его на три буквы.

Когда Ефимов ушел, Коба сказал:

— Учитель Василия написал мне письмо. Васька не учит уроки, но директор школы заставляет этого учителя ставить ему пятерки. Тот не захотел. Мой подлец осмелился ему угрожать. Представляешь, от горшка два вершка, заявил учителю: «Не будешь ставить мне пятерки, выгоню тебя из школы!» Вот мерзавец! Ты, конечно, помнишь нашего учителя словесности с его линейкой — бац по рукам? Перевелись такие учителя… очень жаль, — вздохнул Коба.

Ефимов привел Васю. Тот стоял перед отцом испуганный, малорослый, жалкий.

— Первое. Если еще раз похвастаешь, что ты мой сын, перестанешь им быть. Еще раз будешь угрожать мне, — Коба сунул ему в лицо листочек с эпитафией, — я отдам тебя в детский дом. А себе оттуда подберу пару способных сирот. Они будут моими сыновьями. Еще раз станешь угрожать учителю… — Он остановился и обратился ко мне: — Пиши, Фудзи! Напишем письмо учителю Васьки. Тому самому, которому Васька обещал, что выгонит его из школы. А ты, Васька, слушай и запоминай… — и прибавил Ефимову: — Чтоб завтра он написал мне пересказ моего письма. — Начал диктовать, расхаживая по кабинету: — «Уважаемый товарищ учитель! Очень рад, что в вашем лице нашелся хотя бы один уважающий себя преподаватель, который требует от моего нахала подчинения общему режиму в школе. И если мой наглец Василий не успеет погубить себя, то только потому, что существуют в нашей стране такие преподаватели, которые не дают спуску капризному барчуку. Мой совет: требовать построже от Василия, не бояться шантажистских угроз капризника, даже насчет самоубийства. Мой Василий — избалованный юноша средних способностей, дикаренок (тип скифа), не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких руководителей, нередко нахал со слабой или, вернее, неорганизованной волей. Его избаловали всякие „кумы и кумушки“, то и дело подчеркивающие, что он „сын Сталина“. Со своей стороны обязуюсь почаще брать его за шиворот и не давать ему спуску!»

Он был сейчас великолепен, мой друг Коба. Мой соплеменник Коба! Так беспощадно и так верно — о сыне! В этот день я им гордился!..

Когда я закончил писать, он сказал Ваське:

— Пожалуй, изложением письма не отделаешься. Ты выучишь наизусть это сочинение отца. — И добавил: — И скажи спасибо, что я не заставляю учить письмо о тебе всю страну. Запомни: я могу, если не исправишься! А сейчас обожди в коридоре.

После ухода заплаканного, несчастного Васьки Коба обратился к Ефимову:

— Следить за ним неусыпно. Он такой же истерик, как его мать. Понял? Идите оба!

Они ушли, а он молча заходил по комнате. Потом заговорил:

— Трудно мне с ним. Он к Светке меня ревнует. Он ее на днях напугал: «Знаешь ли ты, что наш отец раньше был грузином?» Та его спрашивает: «Что такое „грузин“?» Он объяснил: «Они ходят в черкесках и режут всех кинжалами. Отец скоро снова станет грузином и нас с тобой зарежет»… Та — в рев!.. С ними заниматься надо. Им мать нужна. — И добавил почему-то по-русски (наедине со мной он всегда говорил по-грузински): — Искалечила она меня на всю жизнь!

Он повторял это теперь часто как заклинание.

В начале 1933 года я снова уехал в Германию. Это был звездный час нашей вербовочной работы.

Но именно тогда и случилось невероятное.

Невероятное! Гитлер стал канцлером! Я узнал об этом одним из первых.

29 января 1933 года в воскресенье в баре отеля «Кайзерхоф», где была штаб-квартира нацистов, собралась теплая компания — Гитлер, Геббельс и Геринг. Заказали пирожные и кофе. Обслуживал их наш агент.

Он и сообщил новость, которую еще не знала Германия: завтра Гинденбург назначит вчерашнего бездомного бродяжку Гитлера канцлером Германской империи! Все уже обговорено.

Гинденбурга упросили главные немецкие капиталисты — Тиссен, Круп и прочие. Теперь к ним присоединился любимый сын Гинденбурга, которого запугали — угрожали открыть его финансовые махинации. Но главное — за Гитлера были генералы.

Честно говоря, передавая сообщение в Центр, я все-таки до конца в него не верил. Австрийский ефрейтор, писавший по-немецки с ошибками, станет наследником Бисмарка!

Наша третья явочная квартира находилась недалеко от президентского дворца Гинденбурга. На следующий день я стоял у окна и увидел… Из дворца вышел Гитлер. Медленно спустился по ступенькам. Никогда мне не забыть презрительной усмешки, с которой он шел к машине. Дело было сделано — «старый господин», как называли восьмидесятилетнего Гинденбурга, еще вчера презрительно называвший Гитлера «богемским ефрейтором», сдался.

Гитлер был великий актер. Когда его привезли в «Кайзерхоф», он дал возможность соратникам почувствовать величие свершившегося — железный Фюрер… плакал!

Полночи через Бранденбургские ворота шли колонны штурмовиков с горящими факелами.

Они держали их высоко над головами, и всполохи их сливались в бесконечную огненную ленту. Духовые оркестры трубили военные марши под восторженные крики тысяч берлинцев, высыпавших на тротуары.

В окне рейхсканцелярии стоял Гитлер, ежесекундно выбрасывавший руку в нацистском приветствии, а из окна президентского дворца «старый господин», отбивая тростью ритм, глядел на марширующих головорезов. Нацисты неистово орали свой партийный гимн, слова которого принадлежали Хорсту Веселю, молодому нацисту, погибшему из-за любовницы-проститутки. Его застрелил в драке ее сутенер. Таков был гимн нового мира, которому «старый господин» вручил власть.

Надо отметить, что вождь этого нового мира Гитлер начал действовать сразу и стремительно. Не прошло и месяца — загорелось здание Рейхстага. Нацисты сумели подтолкнуть сделать это полоумного голландского радикала-коммуниста, мечтавшего о красном терроре. Этому сумасшедшему дали возможность поздним вечером «проникнуть» в Рейхстаг. Но поджечь в одиночку огромное здание ему явно было не под силу.