Федор Раззаков - Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика

«Ни сталинисты-державники, ни русисты-почвенники не смогли предложить реальной альтернативы разложению советского строя и перспективе конвергенции, т. е. обуржуазивания, о котором мечтала часть номенклатуры. Разумеется, они не могли это делать по цензурным соображениям – пришлось бы открыто признать факт разложения, гниения советского общества, а, как известно, рыба гниет с головы. Однако мемуары показывают, что и в их «подцензурных» статьях и разговорах такая альтернатива не просматривается.

В этом плане события в ЧССР в 1968 году выявили острую проблему развития социализма: неспособность как властей, так и сторонников социализма сформулировать интеллектуальную и социальную альтернативу «либерализации», которая в условиях существования двух систем в перспективе означала обуржуазивание…»

Итак, опала с Райкина была снята. После этого с самого верха была спущена установка о начале масштабной пиар-кампании вокруг его имени, поскольку она могла помочь властям если не прекратить, то хотя бы приостановить исход евреев из страны. Кстати, отметим, что из числа советских юмористов было меньше всего отъезжантов. Страну навсегда покинули лишь несколько человек, причем не из первого эшелона: Феликс Камов и Анна Гузик (в 1973-м), Александр Курляндский (один из авторов культового мультика «Ну, погоди!» – в 1978-м) и ряд других.

Пиар-кампания вокруг Райкина началась аккурат к его 60-летию: 24 октября 1971 года в ленинградском Театре эстрады был устроен торжественный вечер в честь юбиляра. В зале собрались сливки городской интеллигенции, причем большая их часть – соплеменники Райкина. Последний на этом вечере выступил не только как актер, но и как певец, чего он уже давненько не делал: спел свежий хит «Добрый зритель»:

Песня весьма символическая, если исходить из того, что добрый райкинский зритель доживал свои последние годы, поскольку на горизонте уже маячил зритель иной – более невзыскательный по части интеллекта и менее добрый по части душевного тепла. Тот самый зритель, который будет плотью от плоти мелкобуржуазной конвергенции с ее упором на острословие вместо остроумия . Впрочем, встреча с этим зрителем у Райкина еще впереди, а пока он обеспокоен иным.

В день райкинского юбилея в главной газете страны «Правде» (как мы помним, ее возглавлял симпатизант артиста Михаил Зимянин) появилось большое интервью с именинником. В нем он, в частности, сетовал на следующее:

«Сатирик с открытым забралом воюет за доброе в человеке, за победу добра. Но я погрешу против истины, если стану утверждать, что эта профессия приносит сплошные радости, хотя и их немало. Встречаются и сейчас – и не так уж редко – случаи не очень горячей любви к сатире. По крайней мере к лирикам все еще относятся приветливее. Например, лирик напишет: «Редкая птица долетит до середины Днепра», никому в голову не придет попрекать за «очернительство» всего птичьего племени, хотя ясно, что любая птица легко перелетит Днепр. Сатирика тут же обвинят в недооценке, поклепе…»

Те, кому было положено, намек Райкина поняли и отплатили тем, чем могли, – новыми слухами о его «бриллиантах» и «пятом пункте». Вот как об этом вспоминает Л. Сидоровский:

«Помню, пришел тогда, в октябре 71-го, в знакомую квартиру на Кировском проспекте и сразу почувствовал – беда! В глазах Аркадия Исааковича была какая-то беспредельная тоска, даже – слезы… И поведал он мне о том, что в последнее время снова стал получать из зрительного зала разные мерзкие записки – про какие-то бриллианты, которые он якобы переправляет в Израиль. И про всякое другое, подобное же. И показал мне некоторые из этих грязных посланий (ну, например, «Жид Райкин, убирайся из русского Питера!»), словно бы составленные одной рукой. Да, складывалось ощущение, что кто-то, невидимый и могущественный (не знаю уж, в Смольном или в местном отделении КГБ?), командует этими авторами, водит их перьями…»

Отметим, что в момент реанимации этого слуха Райкин был удостоен высокой награды: 19 ноября ему вручили орден Трудового Красного Знамени. Эти факты лишний раз подтверждали наличие у артиста различных поклонников из числа сановных: одних можно было отнести к его заступникам, других – к гонителям.

В те же дни в Москве, в Доме литераторов, прошло еще одно чествование юбиляра, на которое пожаловали сливки столичной либеральной общественности. Вот как об этом вспоминает супруга поэта А. Вознесенского Зоя Богуславская:

«Среди многих почтенных писателей на юбилейный вечер пришел А. Т. Твардовский. Тяжелобольной, затравленный прессой и начальством, он сохранил верность неизменной с Райкиным дружбе и взаимоуважению. Он встал с постели и пришел. Грузный, с тоскливо затуманенным взглядом, неулыбающимся ртом, он после концерта поднялся за кулисы поздравить артиста. Здесь мы сфотографировались. На прекрасной фотографии осталась запечатленной минута, в чем-то знаменательная для обоих художников и для времени, когда Твардовскому оставалось жить так немного (чуть больше полутора месяцев. – Ф. Р. ). На снимке группа писателей, дружелюбно смотрящих в объектив: Райкин, Твардовский, Воробьев, Лиходеев, Вознесенский и я…»

И еще один отрывок – на этот раз из интервью К. Райкина:

«Диссидентской семьей мы вовсе не были, это легенды. Папа многое понимал, он заболевал, когда сталкивался с очередной идеологической мерзостью, но он был сыном своего строя. Жить по принципу «на службе верю, дома нет» он не умел. В этом смысле семья у нас была довольно жестко закрученная: когда я пошел в первый класс, родители мне очень серьезно объяснили, что хорошо учиться – это сейчас самое большое, чем я могу помочь своей родине. И в этом не было никакого воспитательного обмана, никакого цинизма…»

Действительно, Райкин никогда не участвовал в каких-либо полудиссидентских акциях, которые периодически устраивали некоторые его соплеменники из числа творческой интеллигенции. Например, представить себе, что Райкин может выступить с гневной отповедью по адресу представителей «русской партии», как это сделал, к примеру, кинорежиссер Михаил Ромм осенью 1962 года, было невозможно. Райкин предпочитал обличать со сцены, но вне ее он ни в каких разборках не участвовал. Другое дело, что вокруг него постоянно крутились его соплеменники-полудиссиденты, которых особенно много расплодилось после хрущевской «оттепели», и все эти контакты немедленно попадали в поле зрения начальника 5-го управления (идеология) Ленинградского УКГБ Виктора Черчесова, а тот немедленно докладывал об этом хозяину Ленинграда Григорию Романову. Последний, уже в наши дни, давая интервью одному из печатных изданий, честно признался в том, почему у него было непростое отношение к великому сатирику: