Федор Раззаков - Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика

Он сделал невозможное! Он почти не уходил со сцены (как мы помним, в «Зависит от нас…» было всего две сцены с участием актеров театра, а в остальных в центре сюжета был Райкин. – Ф. Р .). Те миниатюры, которые он обычно играл с партнером, Райкин заменил монологами. Фактически это был моноспектакль. Лишь несколько раз он уступил сцену другим номерам: вышел Александр Дольский, спел несколько своих песен, несколько интермедий сыграли артисты театра. Но в основном играл Он. Не менее двух часов один на сцене!

Играл он в тот вечер гениально – другого слова просто не найти. И не остался этот спектакль нигде: никто не сделал фонограмму, телевидение не сняло его на видеопленку. Да и кто мог предположить, что именно этот тяжелый день – болезнь, срочные замены, нервное напряжение, связанное с этим, – для Райкина станет звездным?..»

Прервем на время этот рассказ и послушаем другого участника тех событий – Александра Дольского:

«В феврале 1979 года я впервые вышел на сцену Театра миниатюр в одном спектакле с Аркадием Райкиным. Заболел Владимир Ляховицкий, и спектакль сократился. Райкин спросил, не соглашусь ли я выйти на сцену со своими стихами под гитару? Сегодня!

Приезжаю вечером за полтора часа до начала спектакля во Дворец культуры имени Кирова, что на Петроградской стороне, и мотаюсь в нервной тоске за кулисами. За десять минут до начала Аркадий Исаакович зовет меня к себе в гримерную, спрашивает, какие песни буду петь. Одобряет, что-то еще советует, и все… Когда мне следует выходить – в какой момент спектакля, – мне уже сообщает Ольга Василевская, ведущая спектакля. Я не задаю ни одного вопроса Маэстро в течение всей пьесы. И он молчит, никаких советов, уточнений, беспокойства по поводу моего первого выхода.

Мой номер в начале второго действия, после монолога Аркадия Райкина. Он работает у рампы перед закрытым занавесом. Оля подводит меня в кромешной тьме к центру занавеса. Стою. Сознание сумрачное, волнение на уровне стресса. К тому же я абсолютно не знаю, как будет происходить мой выход. Ничего не репетировалось ни разу! Все решилось и произошло сегодня. Ольга стоит рядом, держится за правую половину занавеса и что-то тихо мне говорит. Я тихо не понимаю. Мастер заканчивает монолог. Аплодисменты. Мой выход? Нет еще… Маэстро опять начинает говорить. Теперь понимаю. Он представляет меня. Делает это достаточно долго, чтобы я опомнился, и очень тепло, чтобы подготовить публику. Произносит мое имя. Оля оттягивает правую половину занавеса. Свет из зала освещает ее лицо, она мне улыбается и говорит: «Выходите!» Спасибо, Оленька!

Выхожу к Маэстро. Он кладет руку мне на плечо, как бы слегка обнимая, и продолжает рассказывать обо мне. Волнение убывает. К концу его выступления мои пальцы уже не бьет мелкая дрожь, и я могу извлекать звуки из инструмента. Публика, видя руку Маэстро на моем плече, переносит микроскопическую долю огромной любви к нему на меня. Это очень облегчает мое существование на сцене. Это был очень важный момент. Здесь впервые я воочию убедился, что, если имеешь дело с великим Мастером, не следует сотрясать воздух вопросами. Доверься и наблюдай – все будет в порядке…»

И вновь рассказ И. Шароева:

«Я кинулся к Райкину после спектакля, чтобы сказать ему…

Он сидел в гримерной усталый, осунувшийся и – опустошенный. Нет, никакой – традиционной для мемуаров – радости, удовлетворения не было на его лице. Оно было печально – постаревшее лицо старого комика. В эту минуту оно напоминало лицо чаплинского клоуна Кальверо из «Огней рампы». Он сидел, смотрел на себя в зеркало. Увидев меня в нем, сказал несколько фраз в ответ на мои восторги. Голоса опять, как и до спектакля, не было: Райкин хрипел, с трудом выговаривая слова. Так он и сидел, отрешенный, отдавший за один вечер столько душевных сил, что иному их хватило бы на год.

Вот – сила таланта: на сцене он был молодым, стремительным, весь лучился счастьем творчества, к нему на те два часа даже голос вернулся. А на следующий день не появился за своим председательским столиком: заболел. Сказалось то, что с трудом, видно, он преодолел себя накануне вечером.

Потом Райкин пришел, занял свое место, неожиданно вспомнил про Полунина и про предстоящее обсуждение итогов второго тура. По его настоянию я присутствовал на заседании жюри оригинального жанра. Мое появление было верно воспринято как «глаз Райкина». Все сошло благополучно: Полунина единогласно (!) пропустили на третий тур. Он стал лауреатом, завоевал первое место, и началась его интересная творческая жизнь. И сегодня, глядя на выступления Вячеслава Полунина, радуясь успеху талантливого актера, я вспоминаю перипетии конкурса. И неотвязная мысль преследует меня: а если бы Райкину было все равно и он бы не вмешался?..»

Помимо В. Полунина лауреатами VI Всесоюзного конкурса артистов эстрады стали следующие исполнители:

речевой жанр: 3-я премия (две первые не присуждались) – Я. Арлазоров, Е. Ткачева, М. Ольшаницкий, дуэт Н. Дуксин и В. Агафонников, Л. Коньшина, Ю. Непомнящий, А. Дольский;

вокальный жанр: 1-я премия – Л. Кандалова (Узбекистан), А. Асадуллин; 2-я премия – З. Тоникян, Л. Рюмина, вокальный квартет «Трижды три» (Куйбышев); 3-я премия – Н. Гнатюк, Е. Суржикова, В. Качура и др.;

вокально-инструментальный жанр: 1-я премия – «Эолика» (Рига); 2-я – 3-я премии – «Чаровницы», «Аиси»; дипломы – «Лира», «Ривьера» (Батуми), «Фикс» (Тарту).

Провалом были отмечены выступления артистов в жанре конферанса. Причем трех молодых конферансистов упрямо тянул сам Райкин. О том, как это происходило, рассказывает все тот же И. Шароев:

«Снисходительность Райкина к людям порой была необъяснима. На конкурсе выступало несколько молодых конферансье. Глядя, как они, слабые в профессиональном плане, трепещут, представ перед «самим Райкиным», Аркадий Исаакович вдруг смягчился и решил пропустить их на третий тур. Я протестовал: уж больно очевидной была слабость молодых артистов. Но Аркадий Исаакович «закусил удила». Ему, с его недостижимых для нас высот, видно, «что-то» показалось, и разубедить его оказалось невозможным. В жюри с ним обычно не спорили, тем более по вопросам, где он сам был великим мастером. Трое конферансье «проползли» на третий тур. По условиям конкурса они вели по отделению, и выходить на зрителя им пришлось 5–6 раз. Случались (как всегда) и неожиданности: большие паузы, не готова аппаратура, опоздали на выход исполнители. В этих паузах и развернуться бы конферансье, показать способности к импровизации, умение владеть залом. Но конферансье растерялись, заметались, и в результате – провал такой, какой бывает на эстраде, – с треском, позором.

Аркадий Исаакович не прерывал ни одного из них и дал им возможность довести до конца свое выступление. Я сидел рядом и видел, как в темноте зрительного зала мерцали райкинские очи. Он никак не комментировал происходящее, только изредка то ли покряхтывал, то ли издавал какие-то междометия. Но если бы молодые артисты увидели его лицо после просмотра, они бы бежали без оглядки, навсегда забыв о конферансе.