Федор Раззаков - Сияние негаснущих звезд

За эти пять минут он умер…

Все происходило так быстро, что теперь эти события прокручиваются в моем мозгу, как ускоренная съемка в кино. Только я это сказала, вошли Тэрри Льюис и посольский врач. У Льюиса в руках был лист бумаги, он стал говорить и рисовать, а посольский врач переводил, очень быстро, без пауз: «Я ознакомился с вашей историей болезни, завтра мы будем вас оперировать, но у нас принято предупреждать пациента о возможных последствиях операции. Вот ваше сердце – он нарисовал, – в нем четыре сосуда. Три из них забиты, а четвертый забит на девяносто процентов. Ваше сердце работает только потому, что в одном сосуде есть десять процентов отверстия. Вы умрете в любом случае, сделаете операцию или нет!» В переводе слова звучали буквально так.

Евгений Александрович весь похолодел. Я держала его за руку. Я увидела, как он покрылся испариной и стал тяжело дышать носом. Когда ему становилось плохо, я всегда заставляла его дышать носом, по Бутейко. Я поняла, что с ним что-то случилось. Что-то стало происходить в его сознании, он испугался этого нарисованного сердца. Я заговорила с ним, стала его утешать, и в это время какие-то люди, которых я не успела рассмотреть, оторвали меня от его руки и быстро куда-то повели. Я успела заметить на экране, где шла кардиограмма, прямую линию, но ничего еще не понимала и испугалась по-настоящему только тогда, когда меня стала утешать медсестра.

Пришел посольский врач: «Наступила клиническая смерть. Но вы не волнуйтесь, его из клинической смерти вывели, он очнулся». Господи, если бы рядом стояла я, кто-нибудь, кого он знал, он бы очнулся навсегда… Я представила: он пришел в себя – кругом все чужое, английского языка он не знает… Я слышала суету в коридоре, это Евгения Александровича срочно повезли на операцию…

Четыре часа я просидела в этой комнате. Посольский врач прибегал с новостями: «Он умирает…», «Он жив». Я уже истерически смеялась над ним: все это походило на дикий розыгрыш. Я сидела у окна и смотрела через внутренний двор на окна реанимационной, куда Евгения Александровича должны были привезти после операции. Сто раз открывалась там дверь, приходили и уходили какие-то люди, но его так и не привезли. Вместо этого опять появился посольский врач:

– Операция закончена, ваш муж умирает. Операцию провели блестяще, но нужна пересадка сердца.

– Ну так сделайте!

Я была потрясена тем, как холодно он говорил:

– Нельзя, это обговаривается заранее. Поэтому мы отключили его от всех аппаратов.

– Кто вам дал право?! Я позвоню нашим друзьям в Австралию, мы найдем донора… Не могли бы вы продержать его хотя бы несколько дней?

– Нет, это надо было обговорить заранее.

Вошел Тэрри Льюис: «Я вынужден вам сообщить, что ваш муж скончался…»

Через полчаса мне разрешили войти к нему…

Он лежал удивительно красивый. Я обняла его и почувствовала, что он теплый… Не может быть человек теплый и мертвый… Я умоляла его не оставлять меня – это длилось, кажется, долго-долго…

Могли ли мы представить, каким окажется наше возвращение из Лондона… Мне вернули оставшиеся от операции деньги, за которые был выбран по каталогу самый красивый гроб ручной работы из красного дерева, одежда – саван, расшитый серебром и золотом. Кто-то из посольских сказал, что гроб слишком тяжелый, что за такой вес можно перевезти пять тел. Я орала на него: он вам не тело, он великий русский артист! Атташе по культуре собирался устроить «светский раут» с гостями и прессой – отпевание Евгения Александровича в лондонской часовне; слава богу, без этого обошлось…

Когда я садилась в самолет, господа из посольства, перестав называть Евгения Александровича «телом», были ласковы и предупредительны: «Не волнуйтесь, Евгений Александрович с вами, все в порядке, все замечательно…» Мы возвращались в Москву…

Я не перестаю искать объяснений его смерти. Она была абсолютно нелогична, абсурдна. Ведь я видела это своими глазами – спокойный, веселый человек умер сразу после того, как ему нарисовали его сердце и сказали: вот так вы можете умереть.

И я нахожу единственный ответ: его гениальное воображение. Так же, как он мог представить себе любую страну, выйдя на полчаса на улицу, так же он представил себе свою смерть… Он вошел в нее, как в очередную роль…»

Похоронили Е. Евстигнеева на Новодевичьем кладбище.

ЕМЕЛЬЯНОВ Владимир (актер театра, кино: «Школа мужества» (Семен Иванович Галка), «Аттестат зрелости» (отец Валентина Листовского) (оба – 1954), «Педагогическая поэма» (1955; главная роль – воспитатель Антон Семенович Макаренко), «Вихри враждебные» (главная роль – Феликс Дзержинский), «Бессмертный гарнизон» (комиссар Кондратьев) (оба – 1956), «Необыкновенное лето» (Петр Петрович Рогозин), «Это начиналось так» (главная роль – директор совхоза Гришанин) (оба – 1957), «Дело «пестрых» (уголовник Иннокентий Кузьмич Григорьев, «Папаша»), «Флаги на башнях» (главная роль – воспитатель Антон Макаренко), «Отряд Трубачева сражается» (директор МТС Мирон Дмитриевич) (все – 1958), «Киевлянка» (1959; немецкий офицер-разведчик Буш), «Планета бурь» (1961; главная роль – Вершинин), «Аппассионата» (1963; главная роль – Максим Горький), «Тропы Алтая» (главная роль – Вершинин), «Тишина» (отец Сергея и Аси Николай Григорьевич Вохминцев), «Ко мне, Мухтар!» (1965; майор милиции Сергей Прокофьевич), «Непокоренный батальон» (1966; главная роль – Добровольский), «Их знали только в лицо» (вице-адмирал Рейнгардт), «Цыган» (Тимофей Ильич) (оба – 1967), т/ф «Угрюм-река» (Яков Назарович Куприянов), «Разведчики» (генерал), т/ф «Сердце Бонивура» (Багров), «Тревожные ночи в Самаре» (главная роль – председатель Самарской губЧК Левин) (все – 1969), «Король Лир» (1971; граф Кент), «Надежда» (1973; генерал), «Кто, если не ты?» (1976; Комаров), «Дожить до рассвета» (1977; генерал) и др.; скончался 4 июля 1975 года на 65-м году жизни).

Емельянов скончался во время работы над очередным фильмом. Случилось это летом 1975 года, когда актер находился в Донецке. 1 июля весь день он провел на съемках при изнуряющей жаре. На следующий день утром работа должна была быть продолжена, однако съемочная группа так и не дождалась Емельянова (а он всегда был пунктуален и на съемки не опаздывал). Послали гонца в гостиницу. Администратор сообщила, что не видела сегодня актера – ни на завтраке, ни вообще выходящим из номера. Бросились туда и застали Емельянова лежащим на полу без сознания. Прибывшие по вызову медики «Скорой помощи» поставили диагноз – инсульт. Актера срочно доставили в больницу. Однако, несмотря на все предпринятые меры, спустя несколько часов Емельянов скончался, так и не приходя в сознание.

На следующий день тело актера доставили в Москву. Это было время отпусков, поэтому почти все городское начальство отдыхало за пределами столицы. В итоге «пробить» знаменитому актеру место на одном из престижных кладбищ так и не удалось. Пришлось хоронить его на Бабушкинском кладбище, где у Киностудии имени Горького (а именно в его штате долгие годы числился покойный) был «резерв».