Александр Кузнецов (3) - Внизу - Сванетия

Сванские песни обычно хоровые, поются на три, редко на четыре голоса. Мелодия у них проста, но многоголосая песня звучит удивительно гармонично. Льется она мощно, сурово и грозно, как горный поток или низвергающийся с высоты водопад, как снежная лавина.

— Ну, как насчет свежего воздуха,— спросил меня наутро Миша.

— Сейчас же идем на кош и начинаем работать,— ответил я.

— Придется подождать денек. Сегодня я собираю всю молодежь наших фамильцев (так он называл представителей своего рода), надо с ними кое о чем поговорить. Ты помнишь, на чем нас вчера привезли?

Я замотал головой.

— На ветеринарной машине,— подсказал Нурис.

— Да что ты говоришь?! — искренне изумился я. Точно. «Газик», а на нем написано: «Ветеринарная служба».

— Прекрасно,— сказал я,— докатились! В таком состоянии людей надо возить только в фургонах для скота.

Нас возили на всяких машинах: и на «скорой помощи», и на милицейской, и на райкомовской, и на пожарной — на чем нас только не возили в Местии! Все — к нашим услугам. Для нас троих специально топили баню, для нас троих показывали кино, нас катали над Сванетией и вокруг Ушбы на самолете. Не забыть, как мы лежали у ручья возле аэродрома, загорали и работали. Миша рассказывал, я записывал. Вдруг прямо к нам подруливает самолет, вылезают летчики: «Не хотите полетать над Сванетией, посмотреть теперь на нее сверху?» Нас принимали так, что восточные султаны и паши позеленели бы от зависти, вздумай они пройти в это время в Сванетию через один из перевалов.

Предупреждалось малейшее наше желание, мы не могли даже купить себе сигарет. Как только я направлялся к магазину, кто-нибудь из сопровождавших нас моментально останавливал меня и спрашивал: «Куда? Зачем?» И не успевал я опомниться, как мне вручали самые лучшие и самые дорогие сигареты, которые я и не курю.

Все это внимание, предупредительность и, я бы сказал, какое-то священное обожание относились, конечно, не ко мне и не к Нурису. Но раз мы были с Мишей, мы были его гостями, тень его славы падала и на нас. А Мише жилось нелегко. Его слава куда более обременительна, чем слава какой-нибудь кинозвезды. В ту только тыкают пальцами да разевают перед самым ее носом рты, а Мишу каждый хотел заполучить в свой дом и обязательно угостить. Каждый хотел поговорить с ним о своих делах, и, что самое сложное, каждый имел на него права как родственник, сосед, друг детства или просто как односельчанин. Немалую надо иметь выдержку, чтобы никого в такой ситуации не обидеть и что-то еще делать, скажем, отвечать на мои несуразные вопросы и тренироваться перед сезоном. А главное, во всем этом постоянно таится опасность (так уж устроен человек!) начать принимать подобное отношение к себе за должное; перестать разговаривать с людьми, когда это нужно им, а не тебе; начать возмущаться недостаточным проявлением внимания к своей особе; требовать для себя особых условий жизни. Глядя на Мишу, я постоянно радовался, что этого с ним не случилось.

Я заметил: выдающиеся люди Сванетии, так же как ее руководители, не утрачивают непосредственной связи с народом. Вот одна из обычных для Сванетии картин: идет за волами, тянущими по узеньким улочкам Местии деревянные сани, усталая женщина в черном запыленном платье. Миша вежливо здоровается с ней, почтительно, как всегда, разговаривает о чем-то, а когда мы расходимся, он говорит:

— Депутат Верховного Совета.

У меня, как ты знаешь, три имени. Настоящее мое имя Чхумлиан. Так назвали меня при крещении в честь одного нашего далекого предка,— начал свой рассказ Миша.— Второе мое имя — Минан, так называют меня дома отец, братья, сестры, самые близкие родственники. И третье мое имя русское — Михаил. Мишей, Михаилом окрестили меня впервые в школе инструкторов альпинизма, не могли выговорить — Чхумлиан. А теперь у меня и в паспорте написано: «Михаил Хергиани».

Мы условились, что Миша расскажет мне, а я запишу всю его жизнь с того времени, как он начал себя помнить и до сегодняшнего дня. Расскажет все по порядку, останавливаясь подробнее на самых ярких событиях. Но это оказалось пустой затеей. Никому не советую прибегать к подобному методу — сажать человека за стол и заставлять рассказывать его о своей жизни. Ровно через час несчастный возненавидит вас лютой ненавистью. К сожалению, понял я эту истину не сразу и до сих пор удивляюсь, как это Миша не послал меня ко всем чертям вместе с моим блокнотом и дотошностью. Позже мы условились, что при случае он будет мне кое-что рассказывать в непринужденной обстановке, когда это будет уместно. Так и было впоследствии. Подробно он рассказал мне только о нескольких своих восхождениях.

Не получалось у меня сначала и со стариками. Когда я садился -с блокнотом перед старым сваном и просил его рассказать «какую-нибудь легенду», он совсем переставал понимать по-русски и даже, как мне начинало казаться, по-свански. А я никак не мог взять в толк, в чем тут дело, и старался вытягивать из людей какие-нибудь новые сведения о Верхней Сванетии почти насильно, как клещами. Эффекта это не давало. Совсем уж было начав впадать в отчаяние, я вдруг понял всю порочность своего метода. А случилось это так. Ехали мы на машине в общество Кали. Болтали по дороге о том, о сем, а потом как-то примолкли. И тут мне шофер говорит: «Что ж ты замолчал, Саша, расскажи что-нибудь веселенькое». И я ничего уже не мог сказать до конца дороги. Пыжился, вспоминал какую-нибудь смешную историю, но так ничего «веселенького» рассказать и не смог.

Михаил Хергиани родился в той части Местии, которая называется Ланчвали. Родился в 1935 году. Местиа состояла из четырех отдельных селений — Ланчвали, Лагами, Лахтаги и Сети. Многие названия селений Верхней Сванетии произносят по-грузински, с прибавлением буквы «и» к концу слова: Лагам — Лагами, Кал — Кали, Ушгул — Ушгули. Селения Местии, как и все селения Верхней Сванетии, хоть и не похожи ни на какие другие в мире, зато весьма похожи друг на друга. Те же дома-крепости с узкими бойницами вместо окон, те же башни и похожие друг на друга церкви с такими же бойницами. Названия селений Местии существуют и по сей день, только Джграг уже соединился с домами Ланчвали, а Ланчвали с Лахтаги. «Лишь Лагами, куда семья Хергиани перешла жить, когда Мише было 8 лет, стоит еще в стороне. Но и к нему протянулась уже цепочка современных «не сванских» домов.

Раннее детство прошло в старом сванском доме, в каких теперь уже не живут в Местии. Мы были в этом ланчвальском доме, Миша всегда посещает его, приезжая в Местию, но там мало что осталось от прежних времен, теперь там держат скот. Зато мы видели дом тети Сары и дяди Никалоза Хергиани, сохранившийся почти в полной неприкосновенности. Он вполне мог бы служить музеем старого сванского быта. Поскольку внешне и внутренне строения сванского дома были во всех дворах одинаковыми, я опишу дом Сары Хергиани, воспитавшей Мишу, так как он рано остался без матери.