Эдуард Беляев - Мусульманский батальон

Давайте на этом и закончим — мне надо валидол под язык положить. Дал слово своей жене и детям — никогда не возьмусь за перо и не вернусь в залы дворца. Мне путь туда заказан. Путь этот — в никуда. В немеркнущее, черт бы его побрал, даже с годами, бесславие!.. Там, в ночи полной луны — кровавой Селены, такой она являет вид каждый раз, проплывая над дворцом — в полнолуние бродит неприбранная душа пятилетнего мальчика и безутешная душа его отца. Я бы очень хотел, чтобы они встретились, притулились друг к другу, и пусть голова мальчика-духа возляжет и упокоится на груди отца-духа. И чтобы не было на свете и во тьме силы, способной разделить их и разорвать это нетленное союзничество мерцающего слияния душ. Неприкаянных доселе по злому року неправедной войны и людской — никогда-никогда не оправдываемой! — подлости, со знаком сознательно совершенного и до сих пор еще не замоленного, а потому и не отмщенного пока преступления. Перед одной — светлой, невинной детской душой, и другой — темной и греховной. Пусть они пребудут там в тиши и умиротворении и с улыбками на губах… От этой фантазии мне легче.

Мысль пришла однажды: милосерд Аллах, и воистину проявил себя таковым, прибирая к себе с земли и с груди отца тело маленького мальчика. Милосерд в том, что не дал ему долгих лет, обрекая тем самым на неизбывную свирепую боль и всежизненную неприкаянную маяту-каторгу от увиденного, ощущенного, осмысленного и пережитого. Милосерд Аллах — их Бог! Он неспешно разверзнет очи праведному совестливому человеку. Он на закате пути, как притомившемуся путнику, подаст ему глоток живительной влаги — вышнего откровения и личного откровения души, и озарит осознанием истины. Но в конце. В конце пути. На старости лет, чтобы не мучился и не терзался человек грешный до того часа своего — последнего. А пусть себе во здравии пока что пребывает и в заблуждении, что все, им совершенное, есть правильное и верное: так ему легче брести, в слепом неведении сотворенного, злого. Пусть плечи не гнутся к земле под грузом ошибок. И глаза пускай во здравии блестят — еще не вечер, еще светла дорога! Пусть идет по ней человек. Пусть род свой длит. Пусть дети его продолжатся в отце своем. Но когда уже пришел и дошел уморенный, и на пороге предела оказался, и чада его у смертного одра сгрудились, — уготовит ему Творец шанс откровения и покаяния истинного. И осветится божественное чистосердечие — так ли я жил, так ли завет исполнил и свое предназначение на земле. Пронзит постижение во всем, праведном, и в таком уразумеется, если причастен к событию той декабрьской ночи, что они… Что они не убили Хафизуллу Амина — они бросили зерно в землю. И то дало ростки и проросло. Вызрело гроздьями гнева, затребовав для созревания обильного полива. Кровью. Нашего народа. Народа Афганистана. Урожай бесконечен, безбрежен. Плодовитость страшная. Нескончаема и по сей день. Обилие страданий, боли, трагедий, изувечий. И жатва смертей. Нива бесславия…

Отворилось четвертое десятилетие со дня штурма резиденции президента Афганистана Хафизуллы Амина, вторжения советских войск и начала долгой, кровавой, лютой, страшной войны. Народ наш и по сей день так и не сумел залечить раны. Ошибку советских руководителей уже не исправить и не подправить. Трагедия перешла границы Афганистана и расползается по Азии, по всему миру. Увы!..

Тот, кому пасторством и послушанием дано такое право, — пусть отпустит грехи, а мы — давайте простим… Там, где кровь, там нет правых…

Всех простим!.. В надежде светлой покаянья…

(лат.) — ГОРЕ ПОБЕДИТЕЛЯМ!