Элеонора Прохницкая - Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична

— Вообще-то можно, но, к сожалению, звукорежиссер отмотала пленку на начало сцены, стерев все, что вы записали.

— Как отмотала?! Почему?! Черт знает что. Попробовала бы сама записать! Это адский труд.

На следующем дубле «споткнулась» Пельтцер: «Конечно! Я выбилась! Я расстроилась, что звукорежиссер стерла хорошую запись!»

— Татьяна Ивановна, ну извините, не расстраивайтесь, прошу вас! Ну вы же гениальная актриса, для вас такая работа — это «семечки». Давайте запишем еще раз, — уговаривала ее Инна Давыдовна.

Наконец сцена была записана.

Пельтцер перекрестилась: «Слава Богу!» и встала было со своего места, как Инна Давыдовна ее и Пузырева остановила:

— Минуточку, не расходитесь! У меня возникло сомнение, что Пузырев неправильно сказал «друг с другом».

— А как я сказал?

— А вот мы сейчас все вместе и послушаем… Так и есть, вы сказали «с друг с другом».

— Да не может быть!

— Ну, послушайте еще раз… Убедились? Так что, извините, Татьяна Ивановна, но вторую половину сцены, прямо с этого места, придется переписать. Мотор!

— Стоп, стоп! Татьяна Ивановна, миленькая, опять слышно, как вы шелестите страничками. Пишем еще раз!

— Стоп! Татьяна Ивановна! Смеяться не нужно! Вы не забыли, что у нас — не дубляж, а закадровое наложение русского текста? Мы оставляем фоном «родную» фонограмму. Так что — ни вздохов, ни ахов, ни смеха! Прошу еще раз!

— Подождите, подождите, секунду! — закричала Татьяна Ивановна. — Я уже ничего не соображаю: не шелестеть, не смеяться, не вздыхать! И эти ваши тяжеленные наушники. — Она сняла их и сняла парик. — Запускайте! — она водворила наушники на голову. Парик лежал на столе.

Запись сцены матери и сына подходила к своему завершению. Мать сына-моряка должна была спросить у него: «Значит, ты, сынок, осел на суше?» Но непривычная к такой работе «затурканная» режиссером Пельтцер на полном серьезе спросила сына: «Значит, ты, сынок, осёл на суше?»

Тонко и жалобно застонал Пузырев, упав на стол, завыли и сползли со своих стульев актеры, утирая слезы, звукорежиссер, не владея собой от приступа смеха, стерла всю записанную сцену.

Пельтцер вошла в режиссерскую комнату. Вид у нее был растерянный. В руках она держала парик:

— Маразм крепчал! Это надо же было такое ляпнуть! Нет, это занятие не для старых людей! — Она кое-как натянула на голову парик. — Инночка, как говорится, извините за компанию, рада была с вами познакомиться и позвольте вас покинуть! Нет, нет — не уговаривайте меня! Я вас предупреждала, что у меня сегодня спектакль. Мне надо быть в театре в шесть часов, а сейчас уже без десяти пять! Так что, всего доброго! — Пельтцер послала всем воздушный поцелуй и зашагала по длинному коридору на выход.

В студии повисла гнетущая тишина. У нас возникло чувство неловкости и вины за нашу нетактичность: нельзя было смеяться над оговоркой этой великой актрисы. У Инны Давыдовны был растерянный вид:

— Все идите на перерыв, а я пойду звонить. Надо срочно искать актрису!

Через полчаса она пришла в кафе очень расстроенная:

— Виноградова больна, Радунская — на гастролях, Назарова — занята. У нас срывается озвучивание фильма. — Инна Давыдовна посмотрела на меня. — Элеонора Болеславовна! Пока все пьют кофе, давайте с вами поднимемся в студию и попробуем найти «старческий голос».

С помощью Инны Давыдовны у меня получилось. Фильм был записан успешно.

На приемке фильма члены комиссии поинтересовались: «А что за актриса озвучивала роль матери?»

— Прохницкая.

— И молодую героиню тоже она? А какая у нее ставка? 10 рублей? Небольшая. Надо ее почаще вызывать.

В редакции мне повесили «бирку»: «Прохницкая — от шести до шестидесяти».

В начале работы с Инной Давыдовной я сердилась на нее, раздражалась за то, что она «мучила» меня своими, как мне казалось, бесконечными придирками, но на самом деле она оттачивала мое мастерство и только благодаря ей я стала одной из лучших актрис по озвучиванию фильмов. Разве я бы смогла, не имея опыта работы с Инной Давыдовной, однаозвучить комедийный испанский 24-серийный фильм, в котором было более двадцати женских персонажей разного возраста и характера. Все они звучали на экране разными голосами.

Этот сериал неоднократно показывали по ТВ.

Когда предстояло озвучить фильм «Дежурная аптека-2» и я, в силу своей большой занятости, не смогла его озвучивать, то это предложили сделать замечательной, талантливой актрисе, мастеру высочайшего класса по озвучиванию фильмов Людмиле Гниловой, она отказалась: «После Прохницкой я за это не возьмусь».

А. Ярославцев и я на озвучании кинофильма

За все годы работы с Инной Давыдовной я не помню ни одного случая, чтобы ей за озвученный фильм дали I категорию. Она получала, как правило, третью.

Ее не любили в редакции, потому что она была «белой вороной», не такой, как все. Она не заискивала перед руководством и не обивала пороги их кабинетов, не выклянчивала у них фильма «получше» или категории повыше.

Никогда, ни с кем не обсуждала, кто как одет и кто с кем спит, не слушала скабрезных анекдотов и не участвовала в редакционных коллективных попойках.

Буквально на следующий день после исполнения Инне Давыдовне 55 лет ее отправили на пенсию.

Она тяжело заболела неизлечимой болезнью, безуспешно лечилась и вскоре умерла. Память об этом светлом и талантливом человеке я навсегда сохранила в своем сердце.

После кончины Инны Давыдовны вся ее актерская команда осталась без работы на телевидении.

В редакции был еще один режиссер Клеопатра Белявская. У нее была «своя» актерская команда. Приглашать актеров из «чужой» команды было не принято.

Я второй месяц сходила с ума, сидя дома без работы. Вдруг зазвонил телефон. В трубке послышался незнакомый голос.

— С вами говорит режиссер Клена Белявская, — не поздоровавшись и не обратившись ко мне никак, проговорил грубый голос. — В понедельник я начинаю работу над трехсерийным итальянским фильмом. В субботу, к двум часам, приходите на просмотр!

Я дала ей свое согласие, хотя мне не понравился ее приказной тон, не терпящий возражений, и это странное детское имя «Клена».

Клена Белявская была «девушкой» в возрасте, лет 40–50, коренастая, крепко сбитая, с квадратными бедрами и широкими плечами. Ее голова, с коротко остриженными, светло-русыми волосами, под «мальчика», и ярко-розовое лицо с крупными чертами покоились на короткой розовой шее.

Первое впечатление от увиденного у меня почему-то было такое, что она словно высечена из мощного бревна, да так и забыта и не доведена до совершенства незадачливым скульптором.