Борис Стомахин - Буреполомский дневник

Сегодня предстоит опять ларек. Надо идти – хлеб нужен и лапша, а кроме этого – уж что будет, от консервов до сока. Раньше “предстояла”, как заведомо тягостное и неприятное событие, одна баня (ну, кроме шмонов, но они нерегулярны). А теперь еще и вот это тоже тяжело и неприятно “предстоит”, – очереди, попрошайки, духота, глупейшая, но с важным видом читаемая блатными мораль о святости “общего”, и т.д.

16–10

...Но на сей раз они буквально одолели!.. Началось это еще в бараке, до обеда, почти сразу после проверки. Одно такое молоденькое, прыщавенькое “общее” из высшей блатной категории подошло насчет чая и конфет. Я сказал, что не знаю, как там все сложится, видно будет на месте. Потом оно еще подходило и узнавало пару раз в самом ларьке. А под конец, встретив меня чуть ли не в самых дверях барака и узнав, что на сей раз у меня (как они говорят) “не срослось”, – поохало и грустно спросило, нет ли у меня конфет – попить чаю. У меня для него конфет не было (для таких вообще редко что бывает у нормальных людей). Разумеется, не подлежит никакому сомнению, что, как оно же уверяло меня и в этот, и во все прошлые разы (и не оно одно), купить что–либо оно просит никоим образом не для себя, не подумайте, а только и исключительно “на общее”...

А из дома меж тем тогда же, перед обедом, пришли вести очень мрачные. Единственный ученик, пока что найденный матерью, уезжает с 5 ноября на 25 дней в командировку. Так что, если не найдутся до тех пор новые, – кроме пенсии и остатков старых сбережений (уже почти истраченных), у нее не будет никаких доходов. И это в то время, когда на конец ноября, на длительную свиданку, ей надо будет везти не только передачу мне, но и жратву для нас с ней самих на 3 дня свиданки.

Почти полнедели 126–й уже прошло. Осталось 125 с половиной. 126 бань. 879 дней.

16–37

Кого тут, кстати, собрали, черт побери? Мало того, что ворье, жулье, бандиты, грабители, разводилы, всяческая шваль, привыкшая жить за чужой счет, – еще и наркоши, отребье наркоманское. Сидят, допустим, по 228, но на воле, конечно же, воровали, грабили и т.д. Как тот же Лазарев в Москве. И тут, по соседству, можно, как я слушал и в Москве по тюрьмам, наслушаться задушевных разговоров, как они “варили”, как кололись и какой у кого был “приход”. И, если честно, это рождает (точнее, еще больше усиливает) чувство превосходства над ними. А встречаются тут и молодые идиоты, которые на полном серьезе говорят, что надо в жизни попробовать все. Почему бы, непонятно только, им не попробовать прыгнуть с 9–го этажа. А некоторым я на свой личный счет купил бы дозу героина в 10 раз больше их постоянной нормы, – только с тем, чтобы они попробовали вколоть ее сразу...

Это с непередаваемой рожей существо, живущее в моем проходняке, кстати, воевало в Чечне (единственный сколько–нибудь значимый факт в биографии), а кроме этого – было тоже наркошей, и с таким же (постарше) соседом охотно обсуждает эту тему. Это полностью подтверждает то, что писал “Кавказ–центр” (и даже есть такая – не дословно, конечно – фраза оттуда в моем приговоре), что русская армия в Чечне – это сброд спившихся, обколотых наркотой, полностью потерявших человеческий облик выродков и бандитов.

23.10.08. 9–40

Опять ужасная, мучительная, злая тоска с утра. Как же все–таки тошно тут просыпаться... Тоска, ненависть, боль, обида... Когда пошла 2–я половина срока, уже целый месяц от нее прошел, – вроде стало мне полегче, повеселее, поспокойнее на душе. Все–таки к концу дело уже двинулось, забрезжил впереди чуть–чуть просвет, какой–то еще неясный, но уже возбуждающий надежду. А вот сегодня – опять... Ведь все–таки 878 оставшихся дней – это еще очень–очень много. Это 2 полных года, 9–й и 10–й, плюс еще 2 небольших “хвостика” – сейчас до Н.г., 2001 – от Н.г. до 21 марта. За это время еще может случиться все, что угодно. И выживание здесь, доживание до конца срока в этих экстремальных условиях вовсе не гарантировано. Я не боюсь смерти, видит бог (в которого, впрочем, тоже не верю :). Но постоянные унижения, из которых здесь состоит вся жизнь, постоянное чувство, что тебе плюют в душу и топчут ее ногами – это для нормального, осознающего свое достоинство человека гораздо хуже смерти...

За моей кошкой Манькой гоняются местные коты; один из них – серый дымчатый Тихон – сейчас с воплями гнался за ней с улицы прямо до моей шконки, куда я и посадил немедленно бедную Маню, спася ее тем от этих злобных преследований... :))

Выработалась уже зависимость от звонков матери, от постоянной связи с ней – если не 2 раза в день, то хотя бы 1. Так же, как когда–то в 509–й хате на “пятерке” была зависимость от регулярных приходов адвоката Голубева с письмами от нее. Но вчера она вечером не звонила – это я догадался правильно, чутьем понял, – будучи в полном расстройстве от мрачной новости об отъезде ученика.

10–55

Вернулся из ШИЗО спец по наколкам и открыткам, живущий надо мной. Открытки и пр. он художественно “подписывает” прямо здесь же, на шконке, и опять целое стадо (первый – долговязый уродец–соседушка, о котором см. выше) собирается и завороженно следит за его работой, – наглухо перекрывая этим вход и выход из проходняка (узенького как щель, – Уже моих плеч!) и загораживая и без того слабенький свет единственной лампочки. Скоро выйдет оттуда же, из изолятора, еще один – дебил, даун, у которого это честно написано прямо на лице (был шок, когда в 1–й раз в том году, едва сюда приехав, его увидел), – и вся обычная теплая, дружная компания 4–х дебилов, постоянно тусующихся в нашем щелевидном проходнячке (т.е. начисто лишающая нормальной в нем жизни меня и др.), будет опять в сборе...

Да, осень уже в середине, зима приближается – и, видимо, она будет жуткая. Не только по холоду, но и по быту, по всем этим тягостным вечерам в тесноте и полутьме, по жутким выскакиваниям на ледяную “зарядку” в мороз, на верную простуду и пр. в 6–10 утра, по безденежью и прочим трагическим обстоятельствам дома... Перед наступлением зимы меня и всегда, с детства охватывал какой–то темный ужас, какие–то смутные, мрачные предчувствия, –но такого мрака на душе, как год назад, здесь же уже, да и как сейчас, – не было, по–моему, никогда...

Через несколько дней исполнится 20 лет со дня смерти бабушки...

24.10.08. 10–13

Жизнь среди грязи, мрази, дряни, слизи, вечной нечисти и погани вокруг. Как же я их всех, ВСЕХ ненавижу, господи!.. Если б кто–нибудь знал... Вечный шум, гам, бедлам... Беготня и суета вокруг, мельтешение сотни мерзких рож, их юркое снование туда–сюда, – в точности как у крыс, – не прекращающееся ни днем, ни ночью... Еще и с других бараков приходят... Опять в соседнем проходняке воняет брагой, прямо рядом со мной, – там, под соседней шконкой, стоит 10–литровая бадья (пластмассовое ведро из–под краски, оставшееся от ремонта), и эти жуткие хари то и дело лазят туда, черпают эту вонючую белую (от сгущенки) бурду кружками и с наслаждением тут же ее выжирают. Новенький один особенно часто: 18 лет, огромный, выше меня, здоровенный, шумный, постоянно снующий и горланящий, – прямо по роже, прямо сразу видно, что даун... Туда–сюда, туда–сюда снуют весь вечер, таскают эти ведра с пойлом, чайники с кипятком, лохани со столовской соленой селедкой... Бедлам. Сумасшедший дом. Хочется одного: покоя и тишины, возможности “остановиться, оглянуться”, в тишине и покое прислушаться к себе, к своим мыслям, подытожить и проанализировать...