Борис Стомахин - Буреполомский дневник

Чтобы как–то отгородиться от всей этой жути, остается только читать, занимать мозги чем–то серьезным и более приемлемым, чем здешние нравы. Прессу – “The New Times” и “Новую газету” – я читал дня 4 после свиданки, когда ее привезли. Теперь вот – Поппера, “Открытое общество и его враги”, книгу, которую много лет хотел прочесть на воле, но не мог добраться. Ницше, Фрейд, Маркузе, Стругацкие – лежат и ждут, и за оставшиеся до длительной свиданки 22 дня мне их, конечно же, не прочесть (а то мог бы отдать матери, чтобы она увезла, а то тут хранить абсолютно негде). А дома еще лежат Кафка, Махно, Корчинский, Литвиненко, Бакунин... Читать есть что, – вот если б еще условия тут были понормальнее, не отвлекала бы постоянная музыка, суета, разговоры, да еще свет был бы нормальный, особенно по вечерам...

16–05

Только успел дописать утром – погнали всех на взвешивание. Вес мой, оказалось, 106 кг – практически вернулся к тому, что был до ареста, даже на 2 кг. больше. Другой вопрос, насколько можно доверять точности этих здешних данных, если рост мой (тоже измеряли) оказался вместо обычных 175 см вдруг 176!

Перед обедом, как обычно, одолели блатные твари насчет ларька (сегодня среда). Видят, что что–то есть, что хожу в ларек регулярно, – и пристроились доить, выродки... В результате просимых (вымогаемых со страшной силой) чаю и конфет “на общее” пришлось купить этим тварям на 50 рублей. Сволота! Ворье, грабители, разводилы, бандиты и наркоши, первобытно уверенные, что раз им надо, а у меня есть, – то я должен им покупать конфеты, чай на их вонючий чифир и пр. И как раз сейчас, что самое неприятное, вымогают, – когда доходы у матери упали до нуля...

На улице весь день дождь, то слабее, то сильнее. Зима пока еще не настала. Тоска, мрак и пустота... 865 дней еще осталось прожить в этом животном мире, среди этой нечисти и ворья. Такая тоска, что и стихи уже не пишутся...

6.11.08. 17–40

Зима, видимо, будет и впрямь ужасная. Вечером и утром уже мороз. Днем сегодня выпавший снег стаял. Сейчас ходили на ужин – мороза вроде еще нет, но жуткий, пронизывающий ветер. Вот когда оценишь двойную телогрейку, в которую еще весной бывший “ночной” вшил синтепон от 2–й “телаги”. Она пока что непроницаема для ветра, но спереди задувает в щель между ее... полами? Бортами? Не знаю, как это назвать. Короче, то, что застегивается на пуговицы. Воротник там большой, можно спрятать пол–лица, – и это счастье. А вот в бараке – одно сплошное горе: единственная хлипкая дверь, постоянно открываемая настежь любителями проветриваний (они живут в глубине секции, им не дует...). Приспособить какой–либо механизм для закрывания двери в большую секцию жильцы крайнего к ней проходняка пытались уже не раз: одна (слабенькая) резинка перестала работать, 2–я (сильная) – лопнула. Вчера вечером приделали металлическую тяжелую гирю на пропущенной через блок веревке, чтобы под ее весом дверь закрывалась. Все работало отлично, но сейчас, придя с ужина, смотрю: эта веревка, уже без гири, валяется оторванная в коридоре. Видимо, оторвал сука отрядник, который опять здесь сидит, приперся еще до ужина.

Вчера вечером дозвонилась Е.С., сказала, что накануне ей звонила моя Ленка, спрашивала, как у меня дела, как мне позвонить, собиралась написать письмо... Да, пора бы, – последнее ее письмо было полгода назад, в мае. Я, признаться, часто думаю о ней, вспоминаю, – но с июня чувство при этих воспоминаниях такое, что этих отношений больше нет, все кончено, все осталось в прошлом, и лучше уж не травить душу, не вспоминать. Теоретически она еще могла бы вернуть все назад, сделать так, чтобы я простил ее и все забыл... Но в письме – едва ли. содержательную ценность ее писем я уже знаю... Это только лично, в повседневном общении, как у нас было раньше. “Годвин–брак” – вычитал я тут в “Российской газете” название того, что у нас с ней де–факто было. А я сам, – что я–то смогу утешительного сообщить ей, если даже она напишет или (вообще фантастика!) позвонит? Что ждать меня придется минимум до марта 2011 г., раньше и думать нечего? Что в УДО опять отказали (впрочем, это она уже знает от Е.С.)? И как объяснить все перипетии и весь смысл этих вот странных, необъяснимых зигзагов собственной жизни человеку хоть и любящему, но бесконечно далекому от всего этого, от всяких поисков смысла и предназначения, даже не задающему себе никогда этого глобального вопроса: зачем он живет?..

7.11.08. 11–14

Похоже, я стал понимать, почему они так активно вымогают свои “чай и конфеты” по средам в ларьке, и явно меньше (а порой и вообще ничего) в пятницу. Видимо, им чай нужен, чтобы в пятницу, после утренней бани, куда ходит только часть барака (точнее, уже после проверки, но до пятничного похода в ларек) “заварить” себе пойло (чифир) для всего барака, как они обычно делают. Это у них типа традиция такая – пить коллективно чифир после бани (и плевать, что между баней и чифиром была уже проверка, т.е. прошло довольно много времени, да и в баню утром ходят не все). Ну, и карамельки они раздают на этом своем “ритуале” – типа, закусывать чифир. Т.е., я, который чифир вообще не пью, на эти сборища не хожу (хорошо еще, что хоть на них пока что не загоняют принудительно), должен для всей этой мрази, нечисти и быдла, блатного и неблатного, оплачивать это их быдляцкое угощение...

124–я баня прошла, 123 их осталось. Ходил и в баню, и обратно один – повезло, ни на кого не напоролся, ничего плохого (пока!) не случилось.

Ублюдок Сапог продолжает ежедневно глумиться над бедолагой Трусовым, только теперь он каркает свой бред, сидя, в точности как ворон на дубу, прямо над моей головой, на 2–м ярусе шконки. Подонок, скорей бы он ушел!.. Но в то же время ситуация в проходняке с ним пока (пока! Временно, в этом нет сомнений, увы...) стала легче, чем была с тем долговязым дебилом–лосем.

8.11.08. 13–04

Опять эти выродки собирают деньги – на Новый год, или уже не знаю, на что. Аж списочек мне показали, кто сколько дает, и одна из наиболее мерзких (а главное, агрессивных) блатных харь требовала от меня сказать, сколько я дам на их поганый бандитский “общак”. Вопроса, дам ли я вообще, или нет, они даже не задают, – они уверены, что выжмут из меня хоть сколько–нибудь обязательно. Почему я не могу решительно отказать им, послать ко всем чертям и закрыть тему навсегда? Только ли из–за этой единственной тоненькой, но важной ниточки, зависимости, которая меня связывает вообще с окружающей действительностью (точнее, нечистью)? Или просто духу не хватает? Нет, вряд ли. Я не боюсь их, и характера, чтобы сказать “нет”, мне тоже не занимать. Только эта зависимость, будь она неладна, и ютящиеся где–то там, на задворках сознания, доводы, что если послать совсем, – они мне тоже полностью перекроют этот канал (а других нет)... Вот так и спонсируешь всякую мразь, которую в душе ненавидишь, – то “мусоров” на их “подписку”, то вот этих, то вообще государство, просто платя налоги... Но опыт показывает, что все попытки от них откупиться – бесполезны.