Анатолий Терещенко - Чистилище СМЕРШа. Сталинские «волкодавы»

В Москву прибыли вечером. Нас встретили руководящие работники ГУКР СМЕРШ. Своих «подопечных» мы доставили на одну из дач в Подмосковье. Затем ночью я был принят заместителем начальника ГУКР генерал-лейтенантом Н.Н. Селивановским, которому доложил о поведении румын в пути.

А в 4 часа утра о доставке в Москву клики Антонеску было доложено Сталину».

Следует заметить, что в числе арестованных находились: начальник разведывательного центра «Н» 2-й секции румынского генштаба Батезату, заместитель начальника разведывательного центра № 2 «специальной службы информации» Румынии Шербанеску, резидент германской разведки немец Штиллер, резидент гитлеровского разведывательного органа «Абверштелле — Вена» — Царану и другие высокопоставленные функционеры армии и спецслужб Румынии.

Органами СМЕРШа было установлено, что германская и румынская разведки активно использовали для шпионской работы против Красной Армии белогвардейцев и участников различных зарубежных антисоветских организаций.

В Бухаресте после отъезда Антонеску в Москву было арестовано 99 участников этих организаций. Среди задержанных находились: генеральный секретарь головной войсковой рады украинской военной организации в Европе — Пороховский, доктор экономических наук Трепке, генерал-лейтенанты Дельвиг и Геруа, полковник В.Е. Жолондковский и другие.

Всего на 15 ноября 1944 года в результате «зачистки» освобожденной территории в полосе действия 3-го Украинского УКР СМЕРШ фронта было арестовано 794 сотрудника и агента разведки и контрразведки противника.

Рославль на Смоленщине. Осень 1943 года. После выигранной Красной Армией битвы на Курской дуге пришел черед новых побед. Войска Западного фронта под командованием генерал-полковника В.Д. Соколовского в ходе Смоленско-Рославльской операции 25 сентября освободили город.

Думается, читатель помнит Серпилина из романа К. Симонова «Живые и мертвые», который, прибыв в военный Рославль, глазами писателя увидел:

«Серпилин запомнил Рославль приветливым зеленым городком. На девятый день войны их эшелон остановился здесь, на станции, и никому еще не приходило в голову, что ехать оставалось всего ничего до Могилева…

Машина поднялась в гору по исковерканной булыжной мостовой. Главную улицу Рославля было не узнать: две стоявшие при дороге старые церкви разрушены. Одна избита снарядами и вся в дырах, у другой колокольня обрушилась горой битого кирпича: бомба ударила под самый корень.

По обеим сторонам улицы все, что было деревянного, сгорело; среди пустырей полуразбитые каменные дома — нежилые и жилые, с пробоинами, на скорую руку залатанными кирпичом, взятым с других развалин.

Уцелели только деревья, но и их стало меньше, чем раньше, — спилили на дрова…»

Так вот в одном из чудом уцелевших домов в ту радостную для рославльцев осень обосновалась военная комендатура. Управление городом в первые же дни после освобождения, как обычно, взяли на себя военные. Длинная очередь военнослужащих и местных граждан стояла на прием к коменданту — седовласому уставшему общевойсковому майору с посеревшим от бессонницы лицом. Среди ожидавших приема посетителей была и молодая девушка. И вот, когда толпа рассосалась, она вошла в прокуренную комнату.

— С каким вопросом ко мне? — поднял высоко брови майор.

— У меня живет немец, — краснея и волнуясь, ответила гостья. — Но он целиком наш сторонник, добрый и честный человек, ненавидит фашистов и Гитлера. Он сбежал из части, понимая, что скоро наступит конец Германии…

«Это не по моей части, — подумал старый пехотинец. — На хрен мне возиться еще с этим добропорядочным фрицем и разбираться с их страстями».

Он направил Анну Астафьеву, так представилась девушка, к военным контрразведчикам, которые подчинялись УКР СМЕРШ Центрального фронта.

Там в беседе с оперативным работником, старшим лейтенантом Стариновым, девушка «поведала необычную для военного времени романтическую историю». Она рассказала, как однажды вечером к ней на улице пристали пьяные немецкие солдаты. Случайно оказавшийся поблизости ефрейтор Клаус Биттиг защитил ее и проводил до дома. Потом он несколько раз заходил к ней на квартиру, приносил продукты и помогал деньгами. Так постепенно между ними складывались добрые отношения. Инициатива в глубоком чувстве больше исходила со стороны немца.

— Где сейчас находится Клаус? — естественно, поинтересовался Старинов.

— У меня дома.

— Чем он объяснял побег из части?

— Непринятием гитлеровского режима…

— Кого, кроме вас, он знал в городе?

— Никого… не было у него в Рославле других знакомых.

— Что собирается делать?

— Устроиться на работу и помогать нашей семье, — ответила Аня Астафьева, участница недавнего рославльского подполья.

Во время беседы, а скорее допроса, у начальника отдела военной контрразведки капитана Москалева ефрейтор Биттиг почти слово в слово подтвердил рассказ своей дамы сердца, дополнительно сообщив, что служил в секретном отделе штаба армейского корпуса.

«Зачем думать и мечтать о журавле, когда у меня синица в руке, — подумал военный контрразведчик. — В случае вербовки и переброски его за линию фронта откроется прямой путь ко многим тайнам гитлеровского армейского командования. Медлить нельзя. Время работает против этой затеи. Германская контрразведка тоже не спит и тщательно будет проверять прорвавшихся своих солдат из окружения».

В то же время он понимал, что в ставке на Биттига есть рискованная компонента — слишком мало он знал о немецком ефрейторе. В приемно-пересылочном армейском пункте для немецких военнопленных ни ему, ни Старинову не удалось найти его сослуживцев. Соседи Астафьевой ничего существенного не добавили к тому, что стало известно контрразведчикам.

И все же на имя начальника Управления контрразведки СМЕРШ Центрального фронта генерал-лейтенанта Александра Анатольевича Вадиса была отправлена обобщенная справка на Биттига с замыслом вербовки его и переброски через линию фронта.

С ответом фронтовое управление СМЕРШ не задержалось. Москалев получил на проведение такой операции разрешение, обставленное различными советами о тщательной перепроверке всех объяснений немецкого ефрейтора.

А дальше события развивались так: Биттиг охотно согласился на сотрудничество и дал подписку о неразглашении факта установления негласного контакта с советской военной контрразведкой под псевдонимом «Штабист». По этому случаю на столе появилась бутылка водки и нехитрая армейская закусь.

— А теперь, Клаус, — заметил Москалев, — я предлагаю нам всем троим сфотографироваться. — Это предложение Биттиг воспринял без энтузиазма.