Фентон Бреслер - Интерпол

Нет прощения предательству или сотрудничеству с врагом. И все эти луважи, несмотря на их несомненное профессиональное мастерство, не заслуживают ни малейшего уважения.

Но зачем копаться во всем этом спустя пятьдесят лет после событий? Не оскорбляем ли мы незаслуженно уважаемую организацию?

Отвечу определенно: «Нет» — и по следующим двум причинам. Во-первых, то, что совершалось под прикрытием Интерпола полвека назад, никак не может быть поставлено в вину сегодняшней организации. Мы живем в другое время, в других условиях, в другом мире.

Во-вторых, есть опасность в том, что полицейские, выражаясь беспристрастными словами сэра Рональда Хоува, «принадлежат к самому лучшему профессиональному союзу в мире». Это сказывается на методах их работы. Страусиная позиция организации по отношению к позорному прошлому военных лет — а такова она и сейчас — имеет отношение к нынешним дням: полицейский не имеет права закрывать глаза на факты предательства в своих собственных рядах. Никакая профессия, никакое призвание не дают исключительного права на истину.

Закрывать глаза на события прошлого — значит не видеть будущего. И мы не вправе забывать, что десять лет назад, с 1980 по 1984 год, президентом Интерпола был Жолли Бугарэн, шеф полиции Фердинанда Маркоса, чье правление стало временем беззакония на Филиппинах. Имельда Маркос (гардероб ее насчитывал три тысячи пар туфель) даже способствовала своей речью на Генеральной ассамблее в Маниле в ноябре 1980 года избранию Бугарэна. Делегаты предпочли его видному альтернативному кандидату Стюарту Найту, директору Секретной службы США.

Более ста лет назад премьер-министр королевы Виктории Уильям Эварт Гладстоун произнес: «Цена свободы — вечная бдительность». История Флорана Луважа, искажение — и сегодня — правды о его прошлом показывают, что слова Глад-стоуна не утратили своей актуальности.

Совершенно непредвиденным итогом Генеральной ассамблеи в Брюсселе явилось то, что в мирное время французы взяли на себя роль немцев военного периода, Париж заменил Берлин как место оперативной работы. Многими это рассматривается как логический поворот событий. Например, Майкл Фунер безапелляционно заявляет: «Этот выбор имел существенные основания: центральное географическое положение, прекрасно развитые средства связи, привилегированное положение в отношении международной преступности. Кроме того, учитывались взятые Францией на себя финансовые и другие обязательства страны пребывания».

В действительности тут не было никакой логики. Это было случайное решение. Луи Дюклу приехал в Брюссель, будучи главой французского Юридического департамента полиции и захватив с собой 30-летнего помощника Жана Непота. Он не предполагал, что его изберут Генеральным секретарем и он станет полновластным хозяином, а его страна будет играть ведущую роль в возрождении организации.

Спустя сорок пять лет Жан Непот так изложил закулисные события тех лет: «Мистер Дюклу попросил меня поехать с ним, поскольку я немного изъяснялся по-английски: сейчас я говорю на этом языке плохо, а тогда — совсем дурно! И еще у него была мысль, хотя он этого прямо не говорил, сделать меня руководителем французского Национального центрального бюро. В нашей делегации я был моложе других: самому Дюклу — уже 63 года, а еще двоим между пятьюдесятью и шестьюдесятью.

Вопрос быть или не быть Парижу новой штаб-квартирой тогда не стоял. Чехи хотели переселить Интерпол в Прагу, а голландцы — заполучить его к себе. Еще до начала Ассамблеи к Дюклу в Париже пришли трое высокопоставленных голландских полицейских с целью заручиться его поддержкой. Но, я думаю, эта идея не нашла благоприятного отклика: бельгиец Луваж готовился к избранию президентом, а это превратило бы Комиссию в креатуру Бенилюкса. Пражская альтернатива также неприемлема по политическим мотивам: Чехословакия уже подпала под коммунистическое влияние.

Мы приехали в Брюссель без каких-либо заготовок — это я заявляю вполне категорически. Со стороны французского правительства, а тем более от нашего непосредственного шефа — министра внутренних дел особых инструкций не было. Нам просто сказали, чтобы мы поступали по ситуации и старались извлечь из нее максимум пользы.

Вы понимаете, что такие проблемы чаще и глубже обсуждаются за кулисами, чем на официальных заседаниях.

В Брюсселе мы беседовали с другими делегатами и поняли, что их не устраивает выбор между Гаагой и Прагой. Дюклу имел превосходную репутацию благодаря своей довоенной работе в Интерполе. Этот кряжистый выходец из Бургундии привлекал окружающих своим умом, силой и уверенностью. Да и французская полиция безусловно пользовалась авторитетом. Несколько делегатов предложили Дюклу: «А почему бы не перевести МККП во Францию, в Париж?» Но он не решился сразу дать положительный ответ: «У меня нет полномочий, надо позвонить министру».

В то время министром внутренних дел Франции был некий месье Ле Троке — за несколько месяцев до этого генерал де Голль ушел в отставку с поста премьер-министра. Это был период, когда у нас во Франции правительства менялись через три или четыре месяца. И наверняка скоро появится новый министр внутренних дел. Но, так или иначе, Дюклу позвонил из Брюсселя месье Ле Троке: тот, возможно, не до конца понимал смысл происходящего, но дал свое добро. И тогда Дюклу сказал «да». Мы вернулись к весьма сложному вопросу повестки дня: о возобновлении работы Международной комиссии криминальной полиции. Вот так все это происходило».

Мистер Непот прав: министр внутренних дел Франции Андре Ле Троке, «вероятно, не до конца понимал смысл происходящего». Он находился на этом посту неполных шесть месяцев и вскоре, меньше чем через неделю после телефонного звонка Дюклу, ушел в отставку: пал кабинет Феликса Гуэна. Но примечательной чертой всех двадцати пяти скоропалительных правительств, руководящих Францией в течение 12 лет до тех пор, пока де Голль окончательно не взял власть в свои руки в мае 1958 года, было стремление следовать его (де Голля) курсу. По крайней мере, в одном отношении: они хотели вернуть своей стране славу и престиж, которые, в глазах зарубежных политиков, были утеряны из-за поражения в войне и унижения, пережитого в лапах нацистской Германии. Все они жили в тени великого Шарля де Голля, а его стремление восстановить «La gloire de la France» [26] Былую славу Франции. стало их жизненной позицией, невзирая на политические разногласия.

Неудивительно, что Андре Ле Троке быстро согласился с предложением перевести в Париж новую штаб-квартиру Международной комиссии криминальной полиции. И чтобы извлечь максимум пользы из нового пэра в национальном кепи Франции, по предложению французской делегации, в Устав 1946 года организации было внесено: «Предпочтительно, чтобы генеральный секретарь представлял страну постоянного местопребывания Комиссии».