Фентон Бреслер - Интерпол

Но история на этом не закончилась. Псевдоученые раскопали дело Штейнберга и подали на Интерпол в Федеральный суд в Вашингтоне, требуя публичного извинения и возмещения ущерба. Споры тянулись до 1986 года, пока не были окончательно разрешены судом. Это породило серию других претензий к организации со стороны таких же псевдоученых. Злополучный Боссар, едва успев занять свое кресло, понял, что шаткое соглашение с Францией о штаб-квартире не дает Интерполу действительного юридического иммунитета международной организации и что на него лично, как и на любого другого чиновника, могут подать в суд. «Нас забросали телеграммами из многих стран, — вспоминает он, — в них говорилось, что наши коллеги получают повестки в суд и правовые претензии. Что с ними делать? Такое происходило повсеместно! Мы порекомендовали своим НЦБ обратиться за советом к местным юридическим органам. И тогда мы поняли, что нам самим надо подумать об этом! Мы решили найти адвоката.

Помнится, я позвонил Генеральному прокурору Франции (у вас это директор публичного обвинения) и рассказал ему, что произошло. Я попросил его дать список адвокатов, которые смогут вести наше дело надлежащим образом. Так я нанял первого адвоката для организации. Наша наивность привела к тому, что в юридическом отношении организация оказалась вообще незащищенной.

По совету адвоката осенью 1979 года секретарь Боссара договорилась с секретарем Андре Левина, недавно назначенного руководителем Отдела объединенных наций и международных организаций при Министерстве иностранных дел Франции о приезде ее патрона с просьбой об оказании ему помощи. Единственный выход из сложившихся юридических трудностей, по словам адвоката, состоял в том, чтобы подписать с Францией новое соглашение о штаб-квартире, по которому Интерпол получит полный статус и юридический иммунитет международной организации на французской территории, такой же, например, каким пользуется ЮНЕСКО, чья штаб-квартира была и остается в Париже.

Но французское правительство ответило: «Нет». Его вполне удовлетворяло положение, когда Интерпол, так сказать, находился у него в кармане. Надо отдать должное Боссару — он начал тогда тяжелые, длившиеся три года переговоры со своей собственной страной, чтобы добиться у нее полного международного статуса и юридического иммунитета Интерпола (а также освобождения от налогов руководителей различных структур). Это отнимало у него много времени и требовало огромного личного внимания. Наконец в ноябре 1982 года новое соглашение о штаб-квартире было подписано. И год спустя весьма неохотно ратифицировано французским парламентом. История закончилась лишь 14 февраля 1984 года, когда соглашение официально вступило в силу. Франция наконец-то освободила «дитя» Непота из-под своей опеки.

Не успел Боссар завершить переговоры по соглашению, как новые тучи юридической казуистики сгустились на горизонте Интерпола: последствия неадекватной защиты организации французским законодательством.

В мае 1980 года в Сен-Клу был установлен первый собственный компьютер Интерпола. Но еще до того, как Патрик Лерой, специалист по компьютерам, ныне шеф Службы компьютерной информации в Лионе, смог запустить его в дело, в штаб-квартиру Интерпола с официальным визитом прибыли представители французской полиции. «У вас есть компьютер, — заявили они удивленному Лерою. — Мы хотели бы ознакомиться со структурой ваших файлов и родом информации, которую они могут содержать».

Визитеры представляли так называемый Комитет информации и защиты гражданских свобод (CNIL) — организацию, созданную для воплощения в жизнь Закона об информатике и свободах, в частности французского Закона о защите информации, принятого в январе 1978 года. Французский закон более строг, нежели его британский или американский аналоги, и существенно ограничивает «поименную информацию», то есть данные, содержащие имена людей. Законы Франции разрешают ее хранить, даже в самой полиции.

«Цель CNIL — и ранее и сейчас — контроль за всеми файлами компьютеров, которые могут использоваться незаконными средствами для получения доступа к поименной информации, — объясняет Лерой. — Это не относится к сугубо статистической информации. Но CNIL контролирует файлы, которые можно использовать, прямо или косвенно, для поиска любой информации, касающейся поименованных лиц.

Это означало, что если французский закон будет применен по отношению к Генеральному секретариату, то мы не сможем держать никаких файлов с именами, так как это создает возможности для «прямого» доступа к информации с именами лиц. Мы не можем даже ввести обычные данные в компьютерный файл, например по закоренелым наркомафиози или грабителям произведений искусства: как только в данных появятся имена неких лиц (как это и должно быть) и мы присвоим им свой номер файла (что необходимо делать) — это позволит найти «косвенным образом» поименную информацию в данном файле. Мы оказались в тупике! Если бы мы, руководствуясь французским законом, вводили только сугубо статистические данные: сколько в прошлом году произведено захватов наркотиков или что-нибудь в этом роде, — вряд ли это имело бы большую ценность для членов нашей организации».

И все же только это и разрешалось им делать в течение последующих пяти лет.

Когда Лерой рассказывает об этом сегодня, в потоке его слов сквозят и досада, и горечь разочарования: «Мы потеряли целых десять лет! Мы на пять лет позже — в 1980 году — установили компьютер, а затем пять потерянных лет с 1980 по 1985 год. Бесполезно притворяться, что ничего не произошло.

К счастью, в марте 1985 года было принято решение, что при цифровой обработке — и это касалось не только компьютеров, но и телекоммуникаций — технические возможности аппаратуры должны использоваться с полной загрузкой, чтобы облегчить работу исследователю. Если бы это решение не было тогда принято — а это произошло благодаря Раймонду Кендаллу, [56] Это был один из первых его актов после вступления на пост Гене рального секретаря. — я думаю, сегодня Генеральный секретариат уже не существовал бы. Организации не нужна чистая статистика. Ну, знаем мы, что в прошлом году захватили Х тонн кокаина, но на оперативном уровне какая от этого польза? Никакой! И я это понимаю, хотя не полицейский, а только работаю на полицейскую организацию. Именно так мы работали с 1980 по 1985 год — не могли оперировать именами, «поименной информацией». Для Интерпола вопрос стоял так: или перейти на компьютеры, или умереть, но никто, кроме Кендалла, этого не понимал».

В этом деле был еще один более тревожный момент. В мае 1980 года при переговорах по новому соглашению Боссар затронул и вопрос о юридическом месте компьютера Интерпола, но согласился, что пока ситуация не выяснена до конца, Интерпол подчиняется французскому законодательству. А если так, то с какой стати он санкционировал покупку первого компьютера? Он что, не понимал, что нарушает французский закон? В апреле 1980 года его ответ обезоруживал: «Нет. Я даже не думал об этом. В то время никто об этом не думал».