Array Array - Двадцать лет в батискафе.

Уклон дна составляет приблизительно 2—3°; оно все испещ­рено углублениями и холмиками: повсюду, куда достигает взгляд, торчат вильмовы «метелки», стоящие на расстоянии примерно полуметра друг от друга. Вид у них чрезвычайно жиз­нерадостный — маленькие желтые веточки, похожие на перья, весело колышутся, колеблемые течением; свет им, по-видимому, не мешает. Пока мы только догадываемся о существовании течения, но вот измеряем и его скорость. Время от времени де­лаем снимки. Вспышки ламп точно молнии пронзают нашу ма­ленькую желтоватую вселенную, созданную ровным свечением прожекторов, а сквозь обшивку корпуса мы слышим шум от перезаряжающихся фотокамер. Секунда — и они снова готовы к съемке. Профессор Эджертон будет, я думаю, рад хвалебному отзыву, которого несомненно заслуживает его съемочная аппа­ратура.

Нас интригует одно явление: хотя муть, поднятая со дна при посадке «Архимеда», давно уже улеглась, в воде вокруг нас непрестанно носятся какие-то желтые частицы; едва ли течение может вызывать подобное вихревое движение. С тех пор, как мы сели, прошел час; завихрения воды, вызванные нашим при­ближением, уже, по-видимому, исчезли, и теперь мы можем измерить течение.

Наш прибор для измерения скорости течения основан на тепловом принципе. Позволю себе чисто техническое отступле­ние, дабы объяснить принцип его работы. Датчик состоит из двух элементов, один из которых охлаждается течением. Чем сильнее течение, тем больше будет разница между температу­рами обоих датчиков; вот по этой-то разнице мы и находим искомую скорость течения. Господин Мартэн, создавший этот прибор, не очень заботился о нашем досуге: нам приходится без конца вертеть рукоятки настройки и снимать множество показаний. Для расшифровки результатов измерений необходи­мы переводные таблицы, которых у нас нет. Так что лишь вер­нувшись на «Марсель ле Биан», мы узнали, что скорость тече­ния составляет здесь 3 сантиметра в секунду. На первый взгляд, величина ее кажется незначительной, но когда прикинешь, что в сутки это составляет 2,6 километра, а в год — тысячи кило­метров, то понимаешь, что речь идет о постоянном перемещении миллионов тонн воды по маршрутам, о которых океанография пока ничего не знает. Небольшое и в конце концов не такое уж сложное измерение, которое мы произвели, знаменует начало обширных исследований, результаты которых пока невозможно предвидеть. И, кстати говоря, наличие глубоководных океан­ских течений должно заставить нас пересмотреть практику за­топления в океане контейнеров с радиоактивными отходами. Впрочем, перед нами с Вильмом стояли сейчас другие, более конкретные проблемы — пора было выполнять инструкции док­тора Маккензи.

«Не забывайте производить измерения ежечасно»,— говорил он нам. Что ж, мы строго выполняем его указания, а затем пе­реходим к следующему заданию — записи на магнитофон зву­чаний моря. За бортом установлен гидрофон кругового приема, соединенный с усилителем. Результаты нашей записи оказа­лись, прямо скажем, скромными — особенно если учесть уро­вень современной техники звукозаписи. Очевидно, в этой обла­сти, как и во многих других, нам еще долго придется пробовать различные пути получения информации, а уж потом делать вы­воды.

Закончив наблюдения, мы надеваем свитера — температура в сфере снизилась до 10°. Первоначально мы предполагала снабдить кабину отопительным устройством, но затем отказа­лись от такой роскоши из-за ограниченной мощности наших аккумуляторов.

Я включаю двигатель, но батискаф остается неподвижен. Вильм заглядывает в свои вычисления

— Температура бензина упала до 6°,— говорит он.— Со вре­мени посадки батискаф стал значительно тяжелее.

Сбрасываю — по его указанию — около тонны балласта и запускаю двигатель вертикального подъема. Через мгновение «Архимед» трогается с места. Сбрасываю понемногу дробь и, выключив двигатель подъема, включаю ходовой двигатель. Батискаф пускается в путь. Перед нами расстилается дно. Мы парим над целым лугом морских перьев, наклонившихся по тече­нию. Через десять минут пути выключаем двигатель — на се­годня достаточно простой проверки. Наш ходовой двигатель, пострадавший во время аварии под Онагавой, отремонтирован на скорую руку: изоляция проводов ненадежна, в любую ми­нуту могут перегореть предохранители, а так как доступ к ним затруднен, то замена предохранителей отнимет несколько дней. Лучше уж не рисковать, тем более, что лишнего времени у нас нет: до наступления сезона тайфунов надо осуществить еще од­но погружение.

«Архимед» останавливается, и гайдроп, тащившийся по дну, вздымает целое облако ила, которое тотчас обволакивает нас.

Ожидая, пока уляжется ил, мы снимаем показания еще нескольких приборов. Теперь в последний раз поглядим на дно и попрощаемся с ним. Устанавливать на дне французский флаг не входит в наши намерения. Когда-нибудь государства догово­рятся о юридическом статусе огромных пространств, которые сейчас доступны только батискафам, но в скором времени ста­нут широко эксплуатироваться человеком. Пока же море — территория международная.

14 часов 40 минут. Мы провели на дне — на глубине свыше 9 километров — больше трех часов. Я объявляю благодарность «Архимеду» и его экипажу — выходка, которую многие сочтут ребяческой. Но ведь, право же, для первого раза мы совсем не­плохо потрудились!

Сбрасываю немного дроби, и мы начинаем подниматься. На­жимом еще одной кнопки освобождаю батискаф от гайдропа. Скорость всплытия сначала невелика, но по мере расширения бензина она будет увеличиваться, пока не достигнет макси­мума — 2 метра в секунду. Мы выключаем прожекторы — смот­реть больше не на что. Наблюдению за планктоном во время всплытия мешают завихрения воды между поплавком и сферой.

Настало время закусить. Вильм распаковывает бутерброды, я открываю бутылку вина. Уже почти три часа дня, а мы с ут­ра ничего не ели. Говорят, переживания вызывают аппетит, но были ли у нас особые переживания? На отсутствие аппетита мы, впрочем, не жалуемся — увлеченный едой, я только в 15 ча­сов 20 минут спохватываюсь, что пропустил сеанс связи. Мы даже не сообщили на поверхность, что всплываем! Что поду­мают там, наверху! Позже Прижан, О'Бирн и Делоз признались мне, что они до смерти перепугались: на командном мостике «Марселя ле Биан» установилась гробовая тишина, делавшаяся все более напряженной, пока в 15 часов 20 минут ее не нару­шило мое донесение.

16 часов. Передаю: «V-75», то есть глубина — 7500 метров.

17 часов. «V-35» — 3500 метров. Ответа не получаю: оче­видно, наш эскорт отошел в сторону. Наши товарищи прибли­зительно знают, когда и где мы появимся на поверхности, и те­перь им нет необходимости торчать на одном месте; возможно, они легли на другой курс, чтобы избежать столкновения с дру­гими судами.