Федор Углов - Под белой мантией

«Почему автор показал, что можно оклеветать, облить грязью чистого человека, а анонимщики и нечестные люди остались без наказания?!»

Почему? Да именно потому, что А. Софронов не покривил против жизненной достоверности. Здесь не к месту схемы. Куда смотрели?.. По какому праву молчали?.. И видели всё, и понимали. Но ведь требуется немалое мужество в борьбе с носителями зла, порой с риском сломать собственную карьеру, поставить под удар свои интересы. А если и не это удерживает, то — нерешительность: с той стороны — наглый натиск, обезоруживающая демагогия. Нужна такая же наступательность, а её нет. Лучше не связываться. Дыма без огня не бывает…

Каждый должен сам вершить над собой суд чести, оказываясь свидетелем или участником подобной ситуации, тогда только можно преодолеть и личную, и общую душевную инертность. Получая моральную встряску, каждый обязан «додумать» свои поступки, свою позицию и — добровольно сделать окончательный выбор.

«Очень благодарны за фильм «Операция на сердце». Обещаем разыскивать клеветников и спасать честных людей. Красные следопыты». Вот так. Всё чётко и определённо. Да здравствует юношеский максимализм, не знающий компромиссов! В добрый час!

…В институт приезжала очередная комиссия, ничего не находила, вскоре появлялась другая. Так продолжалось долгие месяцы. Я — директор, и безотносительно к тому, виноват я или нет, чувствовал себя ответственным за создавшиеся обстоятельства, которым надо было положить конец. К тому же не в оправдание, а ради прояснения истины скажу: человек, как и машина, имеет определённый запас прочности, и рано или поздно этот запас иссякает, когда вокруг не видно поддержки. Единственный разумный выход — оставить институт.

Проявил слабость, сдался? Может быть. А скорее, подчинился инстинкту самосохранения: я хотел работать, приносить пользу, продолжать операции на лёгких и сердце и по возможности уберечь своё…

Ну а те, кто писал жалобы, — они добились чего-нибудь?

«Нельзя правды ни утопить, ни погасить, она, как солнце, вечная…» — утверждал ещё двадцатилетний Борзенко и непоколебимо в это верил.

Со временем выяснились все аспекты конфликта, затеянного с неприглядной целью. Его инициаторы предстали в истинном свете. По большому счёту им нечего было положить на алтарь науки, кроме карьеристских устремлений. Новый директор уволил их из института, одного за другим — без потери для дела и, наверное, без сожаления.

Пребывание в Институте пульмонологии в течение пяти лет, несмотря ни на что, считаю лучшим и плодотворнейшим периодом в моей жизни. Не всё у нас было идеально, не всегда мы выбирали верную и кратчайшую дорогу к цели. Мы пробирались в темных лабиринтах беспощадного человеческого недуга, шли на ощупь. У нас не было компаса, но была энергия и страстное желание помочь людям. Мы не ведали усталости и шаг за шагом отвоёвывали у природы рубежи знания.

Вместе с несколькими сотрудниками, ушедшими со мной на кафедру, мы «вступили во владение» зданием клиники госпитальной хирургии № 2. Отремонтировали неприспособленное помещение, обзавелись необходимым оборудованием, организовали пульмонологическое и кардиологическое отделения. Академия выделила группу преданных науке специалистов для разработки тех же проблем, которыми мы занимались свыше тридцати лет. В результате мы ни на один день не прервали и не ослабили темпы наших научных изысканий.

Я всегда старался обучить моих помощников всему тому, что умел сам, чтобы не быть монополистом сложных операций. Поэтому в клинике операциями на сердце и на лёгких овладели почти все опытные хирурги — мой заместитель профессор В. Н. Зубцовский, доценты В. А. Соловьёв, Ф. А. Мурсалова, В. В. Гриценко, ассистенты В. П. Пуглеева, И. И. Проходцев и другие.

Среднего поколения хирург — Владимир Николаевич Головин, ему едва перевалило за сорок. Он делает операции широкого профиля, в том числе на органах грудной клетки, с искусственным кровообращением. Смело берётся за новое, но предварительно тщательно готовится, оттачивая детали в эксперименте. Вообще его отличают скрупулёзнейшая добросовестность и ответственность с самого начала самостоятельного пути.

После средней школы — техникум физической культуры, преподавание в интернате, затем учеба в 1-м Ленинградском мединституте, трёхлетняя практика в районной больнице, двухгодичная клиническая ординатура в Институте пульмонологии. Три года Головин был младшим научным сотрудником академической группы при нашей клинике.

Выраженные хирургические способности сочетаются у Владимира Николаевича с одержимостью в работе. Большую часть времени он в операционной, у постели больного, в экспериментальной лаборатории, в учебной комнате, где с подобными себе энтузиастами обсуждает неясные случаи или ход предстоящей операции.

Он берёт тему кандидатской диссертации, в которой немало места занимает электронная микроскопия. Проводит массу опытов, просматривает сотни микропрепаратов, высчитывает элементы на огромных таблицах… И не удовлетворяется результатами. Владимир Николаевич не находит того, что искал, и после долгих колебаний — жаль затраченного труда — оставляет эту тему.

В 1977 году мы выдвинули его на должность заведующем отделением. Он закрепляет свой опыт по общей хирургии и продолжает экспериментировать в области кардиологии.

По предложению дирекции Головин назначается заместителем главного врача клиник института, однако, невзирая на возросшие административные нагрузки, хирургии не бросает. Дня теперь не хватает, и он включается в ночные дежурства по «скорой помощи», чтобы хоть за счёт сна не терять творческой формы.

Через два года Владимир Николаевич вновь возвращается нашу клинику, уже в качестве заведующего кардиологическим отделением. Продолжает совершенствовать свою технику, много консультирует в соседних поликлиниках, выезжает в периферийные города, автономные области и республики, завязывает связь с местными органами здравоохранения, посылающими к нам пациентов. Вместе с доцентом В. В. Гриценко и другими врачами досконально осваивает методики одно- и двухклапанного протезирования.

Прооперировав больного, Владимир Николаевич сутками не отходит от него, даже если тот не в реанимации, всеми мерами помогает его выздоровлению. Когда бы ни позвонил в клинику — он там. И неизменно в окружении молодых хирургов, которые по его примеру, что называется, горят на работе. И уж, конечно, в самое неурочное время можно застать в клинике Фейрузу Александровну Мурсалову, Владимира Аркадьевича Соловьёва, Владимира Викторовича Гриценко…

Мне приятно сознавать, что, несмотря на все препятствия, огорчения, которые нам пришлось пережить, энтузиазм не погас, что за нами вслед идёт достойная смена.