Федор Углов - Под белой мантией

Среди обильной почты, поступающей к нам в клинику ежемесячно, мы получили письмо следующего содержания:

«Уважаемый Фёдор Григорьевич! Обращаюсь к вам за помощью, так как считаю, что иного выхода у меня нет. Дело в том, что я больна ревматизмом. Больной считаюсь с 1964 года, когда при обострении у меня сформировался порок сердца. Далее атаки повторялись, и в 1974 году я должна была прооперироваться в своём областном центре, в Новгороде, по поводу стеноза митрального клапана. После операции, спустя год, вышла на работу… И вот почти через восемь лет я снова инвалид. В июне 1980 года заболела. Беспокоил кашель, одышка, но продолжала работать. В конце сентября начались приступы удушья типа астмы. Положили в стационар. Диагноз: обострение ревматизма, рестеноз, гипертоническая болезнь, сердечная недостаточность. С таким диагнозом я отправлена на инвалидность II группы.

В настоящее время состояние моё стало не лучше, а всё хуже и хуже. Я совсем задыхаюсь. Бьёт кашель постоянно, почки отказывают, принимаю гликозиды, но улучшения нет.

Прошу вас, помогите мне. Обследуйте и, что возможно, сделайте. Сейчас в Новгороде операции на сердце не проводят, а у нас в посёлке молодой врач, и помощи от него я никакой не могу получить. Мне 42 года, хотелось бы пожить хоть малость ради дочери, которой ещё 15 лет. Прошу вас убедительно дать ответ по адресу… Зинаида Кузьминична».

Это письмо почему-то сразу привлекло наше внимание, о чём можно судить хотя бы по тому, что получили мы его 19 марта, а ответили 20-го, то есть на другой же день. Ничего необычного на первый взгляд в нём не было — мы в общем-то привыкли слышать призывы о помощи измученной, исстрадавшейся души больного, который жаждёт исцеления. Наверное, нас насторожили слишком быстро нарастающая одышка у корреспондентки — характерный симптом при митральном стенозе. Так или иначе, мы послали срочный ответ и вызов, но больная приехала не сразу. Ей понадобилось время и силы, чтобы съездить в Новгород за направлением облздрава, а потом несколько недель отлёживаться дома, прежде чем решиться на следующую поездку — в Ленинград.

Не часто мы отвечаем так быстро, хотя и стараемся ответить всем в возможно сжатые сроки. Если учесть, что секретаря заведующему кафедрой у нас не положено, даже если он академик, врачи все загружены текущей работой и операциями, сестёр недостаточно, а санитарок почти совсем нет, то станет понятным, что своевременно отвечать на непрекращающийся поток писем чрезвычайно трудно. И тем не менее на это письмо было отвечено на другой день, хотя ничего особенного в этом письме, как мы видим, нет. Обычный крик измученной, исстрадавшейся души, какой мы слышим ежедневно.

Зинаиде Кузьминичне было очень трудно передвигаться, малейшее движение вызывало резкий кашель и тяжёлое удушье. Между тем без направления из облздрава мы ни при каких обстоятельствах принять больную не могли, несмотря на то что у неё были все показания для госпитализации, а у нас были свободные места. В своём ответе больным мы предупреждаем о необходимости привезти с собой направление из облздрава или из министерства. Конечно, до облздрава Зинаиде Кузьминичне было не 1000 и даже не 600 км, как некоторым больным. Всё же и те 350 км, что пришлось проделать, дались нелегко. Послав ей вызов срочно, мы удивлялись, почему же эта тяжёлая больная так долго не едет? Оказывается, она несколько недель отлёживалась после своей поездки за направлением, которое подошьют к делу и больше на него не взглянут, ибо оно никому не нужно. Нам необходима выписка из истории болезни, которую она получила от своего лечащего врача только 21 мая, т. е. спустя два месяца после нашего письма. Так или иначе, но 27 мая, спустя 10 недель после нашего вызова, Зинаида Кузьминична прибыла к нам в клинику в очень тяжёлом состоянии. Частый пульс, учащенное затрудненное дыхание, удушье, мучительный кашель. Нам важно было выяснить истоки болезни, и пациентка подробно рассказала свою печальную эпопею.

В 20 лет Зина сильно застудила ноги и слегла с высокой температурой, налётами в горле. Ангина протекала тяжело и длительно. Не дождавшись полного излечения, девушка рано вышла на работу, но не проработала она и двух недель, как новая вспышка ангины уложила её в постель. В течение года пять раз наступали обострения. На следующую осень всё повторилось после того, как она опять застудила ноги, только теперь, кроме горла, болели и опухали суставы ног и рук. Врачи признали ревматизм, назначили ей аспирин и антибиотики. Постепенно ревматический процесс затих, однако впоследствии трижды резко давал о себе знать и в конце концов привёл к пороку сердца.

В светлые промежутки Зина старалась не думать о недуге, ходила на вечера, танцевала, знакомилась с молодыми людьми. Вышла замуж и в 1966 году, уже когда у неё обнаружили порок сердца, родила дочь. Роды осложнили положение дел — быстро нарастала одышка, всё чаще обострялась ангина.

В 1970 году местные врачи, правильно понимая, что ревматизм поддерживается больными миндалинами, удалили их. Но предотвратить развитие порока уже было нельзя, и явления сердечной недостаточности усиливались.

Еще через год Зинаиде Кузьминичне, как она нам и написала, сделали в Новгороде операцию на сердце — пальцевую комиссуротомию, то есть разорвали спайки, склеивающие створки клапанов, и расширили отверстие между предсердием и желудочком сердца.

Что и говорить, хирургическое вмешательство не из лёгких. Больная оказалась на инвалидности. И всё же операция достигла цели — сердечная недостаточность медленно, но исчезла, женщина смогла вновь работать.

Спустя несколько лет её опять настигла ревматическая атака, состояние ухудшилось… Болезнь прогрессировала. Стало трудно дышать. Такой мы её и приняли в конце мая 1981 года.

В срочном порядке, проведя самые необходимые обследования, мы выявили у больной рецидив порока — рестеноз. Нужна была ещё катетеризация полостей сердца, чтобы точно установить степень стеноза и недостаточности. От этого зависел план операции. При чистом стенозе можно применить закрытую методику, которая менее травматична. А если есть к тому же выраженная недостаточность, потребуется операция с искусственным кровообращением и надо будет вшивать искусственный клапан. Однако состояние больной не позволяло осуществить ни катетеризацию, ни ряд других исследований. Приходилось ждать. Зинаиде Кузьминичне предписали абсолютный покой и энергичную терапию. К нашему удивлению и огорчению, никаких положительных перемен не последовало. Вопрос об операции, таким образом, становился все острее: делать — рискованно, а не делать — тем более ничего хорошего не дождёшься. Беспокоила нас причина сильной одышки. Одной болезнью сердца её не объяснишь. Пневмонии же, которая могла бы вызвать такую одышку, у больной не было.