Питер Акройд - Шекспир. Биография

И дело здесь вовсе не в беспристрастности или нежелании принять чью-либо сторону. Это бессознательная, естественная работа воображения. Не нужно гадать, кому отдает предпочтение Шекспир, бесполезно оценивать достоинства героев пьесы — простолюдинов и патрициев. Важно понять раз и навсегда, что драматург ни к кому из персонажей не испытывает симпатий. Нет необходимости вставать на чью- либо сторону, когда за тебя это делают герои.

Если уж говорить о пристрастиях Шекспира, то они касаются лишь развития сюжета. Можно даже предположить, что драматург включил в пьесу сцены голодных бунтов — а их нет в исторических источниках, там описаны лишь выступления против ростовщиков — лишь для того, чтобы привлечь внимание публики, чтобы ввести ее в мир Древнего Рима, чтобы разбудить ее воображение, показав для начала нечто знакомое и привычное. По мере развития действия исчезает тема голода: она свою задачу выполнила и благополучно забыта. Это важный признак того, что Шекспир создавал четкое отражение окружающего мира, оставаясь при этом невозмутимым и бесстрастным.

Некоторые высказывали предположение, что личность Кориолана вызывает у Шекспира уважение и даже восхищение. Осознавая все его ошибки, драматург их прощал, ибо перед ним была масштабная фигура, величие которой он хотел показать зрителям. На подмостках такой герой всегда производит впечатление. Сила вообще очень сценична, как сценично и злоупотребление силой. Кориолан — воплощение силы; утратив ее, он перестает существовать. Это единственная причина, по которой Шекспир выбрал его среди других героев Плутарха. Уильям Хэзлит в поучительном очерке о «Кориолане» утверждает, что «воображение — ярчайший и редкий дар, который стремится к высшей точке эмоционального подъема через несоответствие и нарушение пропорций». Таким образом, поэзия ставит «единичное выше бесконечного множества, возможное — впереди правильного». Кориолан, оскорбленный толпой и отправленный в изгнание, чтобы там, вдали от Рима, взрастить свою ужасную месть, у Шекспира фигура трагическая; именно этот герой служит для него источником высокого поэтического вдохновения.

Одна из самых сильных фигур в «Кориолане» — мать героя, Волумния, прототипом которой иногда считают мать Шекспира. Датский критик Георг Брандес писал, что Волумния — «высшее проявление материнства». По странному совпадению, Мэри Арден умерла в последние дни лета 1608 года, когда Шекспир еще не закончил «Кориолана», и 9 сентября была похоронена в приходской церкви. Она пережила мужа и четверых детей; компенсировал ли эту потерю успех старшего сына — сказать трудно. Она знала, что он добился успеха как писатель и актер, что купил один из лучших домов в Стратфорде. Есть веские основания полагать, что достижения сына были для нее предметом гордости и, возможно, даже благоговейного ужаса. Вспомним в связи с этим Кориолана и его стремление действовать, забыв о родственных чувствах. Он словно заклинает сам себя:

Мать Шекспира занимала старый дом на Хенли-стрит вместе с сестрой Шекспира Джоан Харт, которая продолжала жить там и после смерти драматурга.

Должно быть, Шекспир навещал мать перед ее кончиной. Полагали даже, что Шекспир довольно долго прожил в Стратфорде и именно там написал «Кориолана», потому что в опубликованном варианте пьесы очень много сценических ремарок. Например, таких: «В этом мятеже побиты и трибуны, и эдилы [383] ЭДИЛ — должностное лицо в Древнем Риме. , и народ» или «Марций, преследуя их, входит в город и захлопывает ворота за собой». В качестве аргумента в пользу указанной версии приводится сообщение, что драматург не собирался присутствовать ни на одной репетиции первых спектаклей и поэтому указаний для актеров должно было быть больше, чем обычно. Это вполне правдоподобное объяснение.

Перед самой смертью матери Шекспир подавал в окружной суд на стратфордского соседа, Джона Адденбрука, желая взыскать долг в 6 фунтов; сумма так и не поступила, и тогда Шекспир привлек к суду поручителя. Шекспир, по-видимому, проявлял твердость в подобных вопросах: слушание дела продолжалось десять месяцев. В октябре он стал крестным отцом сына олдермена Генри Уокера; мальчику дали имя Уильям; впоследствии Шекспир упомянул его в своем завещании. Важно отметить, что Шекспир мог быть крестным отцом, только если он пребывал в лоне англиканской церкви. На этот счет существовали твердые правила, тем более что на крестного отца возлагались заботы о духовном воспитании ребенка. На эту роль не годился ни нонконформист, ни инакомыслящий. Перед совершением обряда Шекспиру следовало принять Святое причастие в знак того, что он исповедует традиционную веру. Выросший в семье, приверженной старой вере, он, конечно, приспособился к новым обстоятельствам, но в глубине его души, по-видимому, на всю жизнь поселилось сомнение. Оттого-то двойственность и стала определяющим фактором его искусства. А может, она определяла и его поведение в повседневной жизни?

Таким образом, опять возникает болезненный вопрос о его вероисповедании, предмет нескончаемых споров, длящихся не одно столетие. Верно, что он использовал язык и элементы католицизма в своих пьесах, но это не значит, что он поддерживал старую веру. Его родители, скорее всего, исповедовали католицизм, но не это вовсе не значит, что он перенес эту веру в свою взрослую жизнь. Старая религия заняла место в мире его фантазии, но не относилась к его убеждениям. Как утверждал Томас Карлейль, «великолепная елизаветинская эпоха с ее Шекспиром обязана своим появлением и расцветом всему, что было создано в предшествующий период, и связана таким образом со средневековыми католическими традициями».

Много исследований написано о связи католицизма с театральными традициями; современник говорил, что «большинство наших актеров (по достоверным сведениям) признают себя папистами». Это заявление Уильяма Принна не проливает свет на личные пристрастия Шекспира, хотя и наводит на мысль, что, будучи актером и драматургом, он мог сочувствовать старой религии.

Надо сказать, что действующие лица многих пьес Шекспира — это католические монахи и монахини, а между тем его современники были склонны презирать их и осыпать насмешками. Шекспиру, по-видимому, были хорошо знакомы католические обряды, службы и каноны, на которые он иногда ссылается; упоминаются в пьесах также чистилище, святая вода, епитимья, Пресвятая Дева Мария и т. п. В этом нет ничего удивительного, ведь Шекспир вырос и получил воспитание в доме, где исповедовали старую веру. Интерес к обрядам и таинствам стал частью его интереса к театру. Так он мог приобщиться к блеску власти, будь то власть над душами или над умами. К языческим богам он взывает столь же часто, как к Богу христианскому.