Лена Ленина - Stars

– А еще я обожаю маленькие безделушки. Мне всегда можно сделать приятное, подарив маленькую вещицу. – Соня недвусмысленно приглашала приходить еще. – Когда друзья не знают, что мне подарить, замечая, что у меня все есть, я отвечаю: – Маленькие штучки. Я очень люблю вещички из серебра, это тоже очень по-русски, это русское во мне.

Соня Рикель продает свои творения по всему миру, и продает много, а случается ли ей, интересно, самой покупать?

– Я приобретаю вещь только тогда, когда уверена, что мне она точно нравится: в какую-нибудь статуэтку из фарфора или кости я всегда влюбляюсь и покупаю. Я покупаю, мне дарят, или я делаю так, чтобы мне подарили. Что касается одежды, это гораздо труднее. Я редко покупаю одежду не своего Дома. Только в случае, если я нахожусь в России, или в Японии, или в Америке, или я покупаю одежду для своих детей. Как правило, я ношу свою одежду, потому что одежда других дизайнеров – это не мое пространство. Мой мир – это то, что я создаю для других и для самой себя. И те вещи, которые я создаю, как правило, идут мне, моим друзьям, моим сестрам.

– А как Вы научились одевать женщин, ведь они такие разные? – любопытствую я.

– Вовсе нет, представьте, что Вы идете в кондитерскую и перед Вами множество разных пирожных: шоколадные, ромовые бабы, эклеры. Кондитер использует одну форму, но все пирожные разные. Так и я: создаю одежду для разных женщин, но в одном стиле моего Дома моды. Все не обязаны быть такими, как я или как Вы. Мы, женщины, можем быть одеты в одном стиле, но мы будем разными, если будем использовать разные цвета, броши, пояса, воротники, носить в разной манере.

Заговорили об интерьере. Видя полное разнообразие стилей в одних только хозяйкиных креслах, делаю вслух преступное предположение, что мебель для Сони не так уж важна. Слово уже вылетело, когда я вспомнила многих моих знакомых модельеров, в свободное время создающих дизайн очков, сувениров, автомобилей, стиральных машин, тканей и мебели.

– Ничего нет такого, что не важно для меня, – подтвердила королева свой дизайнерский перфекционизм. – Например, эти старые сосновые кресла эпохи Людовика XVI – подарок моего дяди. Еще есть другие авангардные кресла, здесь смесь разных стилей.

Шарю глазами в поисках модного у новых русских хай-тека.

– Нет, – мотает головой модельерша. – Хай-тек я вовсе не люблю.

От стиля перешла к молекулярному анализу Сониной мебели.

– Мебель из каких материалов и тканей Вы предпочитаете?

– Я очень люблю сосну, окрашенное дерево, соломенную мебель. – Сонин ответ привел бы в восторг мою фэн-шуй-продвинутую маменьку, и она потом мне бы всю плешь проела, приводя Сонечку в пример.

– Какой совет Вы бы могли дать людям, которые купили новый дом или квартиру? Как нужно выбрать свой стиль для того, чтобы отдекорировать дом? Как выбрать мебель?

– Еще раз скажу, что я никогда не даю советов, – получила я по заслугам. – Я ненавижу давать советы. Я обожаю, когда женщины сами берут себя в руки. Почему я должна давать советы? Это женщина, которая декорирует квартиру, будет там жить, спать, она будет там заниматься любовью, там она будет растить своих детей.

– А если она необразованна в искусстве декора?

– Она должна учиться. Мне все равно, это не моя проблема, я не хочу в это вникать. Я люблю сама декорировать, я бы могла декорировать гостиницы, больницы, но не дома. Каждый должен найти собственный стиль и дизайн. Это она должна решить, любит ли она подушечки или нет. Какие кресла ей нравятся, любит ли она цветы или зеркала. Я думаю, что это вопрос привычек, отношения к жизни. Это не жизнь должна нас вести, а мы должны вести жизнь.

Неугомонная журналистка решила пойти другим путем:

– А если бы Вам подарили новый дом в Москве или на Сэн-Барте, как бы Вы его обставили для самой себя?

– Я бы сделала его по-толстовски, то есть очень по-русски.

По-толстовски – это значит очень просто, а по-русски или по-ново-русски – это значит такой кич, что совсем не просто.

– Вовсе нет, не просто, – не соглашается Соня со мной в трактовке босоногого толстовского стиля. – Это очень близко к тому, что Вы видите здесь: подушечки, камины, дерево, самовары, картины, книги. Я бы смогла это сделать. А вот на Сан-Барте я бы сделала все совсем в другом стиле – я бы сделала дом ближе к морю, например с большими плитками на полу, под старину, в стиле 20-х годов. Почему нет?

Как и любая женщина, оказавшаяся в такой непредусмотрительной близости к законодательнице моды, требую секретных модных подробностей из первых рук о новой коллекции.

– Что я сделала для новой зимней коллекции? – уточняет Соня, запутавшись в рое моих шкурных вопросов. – Очень много мехов. Наконец-то вернулись меха. Это очень по-русски. В России ведь не могут жить без мехов. В новой зимней коллекции много облегающих вещей, аксессуаров, очень много воланов, манжет, много воротников из меха, очень много интересных ботинок, сапог, много аксессуаров разных цветов: серого, серо-небесного цвета, который мы видим в окне. Это романтично, может быть немножко по-английски, по-японски, даже немножко по-русски. Это такая беспорядочная коллекция. Почему беспорядочная? Потому что мы еще создаем ее. Есть еще много платьев, капюшонов, пальто, даже «капри».

– С постоянной угрозой терроризма в воздухе во всем мире будет ли меняться мода? Это будет более мирная, спокойная, романтическая мода?

– Мир изменился, и все поняли, что произошло. Мир ранен. Все поняли, что 11 сентября мы пережили трагедию. Не знаю, есть ли у Вас это чувство, у меня оно есть: чувство опасности, чувство ожидания, что произойдет нечто страшное, я это ощущаю постоянно. Я думаю, что боюсь не только я, многие люди живут с этим чувством неуверенности и опасения. И в то же время, что мы можем сделать? Мы должны продолжать работать. Если я прекращу работать, лучше не будет. Понятно, что мир был ужасным образом травмирован и мы никогда больше не будем такими, какими мы были раньше, как минимум в нашем сознании.

Частью моей обязательной журналистко-менеджерско-любопытствующей фигурной программы является вопрос о том, каков мой интервьюируемый как руководитель. Каждый из них выбирает свое положение по шкале от деспотизма до демократии, а заодно делится своими секретными кнутами и пряниками.

– Я удивительно мягкая со своей командой, – фигурально гладит себя по голове Соня, – очень простая, но я могу быть ужасной. В какой-то момент я могу сорваться, и если что-нибудь не по мне – это конец. Наказания я не практикую. А вознаграждения – это работать со всеми вместе, в команде. Я считаю, вознаграждение для них – это быть рядом со мной. Я думаю, что работать с таким творцом, как я, очень тяжело, потому что постоянно что-то происходит: каждые пять минут звонит телефон, ко мне часто приходят и что-нибудь спрашивают. И потом мы дискутируем. Привилегированные отношения с теми, с кем мы работаем, – вот это вознаграждение для них. Я не знаю другой награды, кроме мягких душевных отношений. И когда эти отношения прекращаются, вот тогда это становится драматичным.