Воспоминания и суждения современников - Ленин. Человек — мыслитель — революционер

Приехал я поздно вечером. Владимир Ильич сейчас же попросил меня к себе. Физически он выглядел очень хорошо. Что касается опасения, как он встретит врача, то сразу стало ясно, что он очень доволен приездом глазного врача. Исследовать было трудно, так как трудно было Владимиру Ильичу словами давать ответы на то, что я у него требовал. Но исследование шло весело, живо и явно к взаимному удовольствию. В глазах Ленина я снова ничего не нашел и высказал предположение, что утренний инцидент был, вероятно, выражением легкого головокружения и прилива к голове. События последующего дня показали справедливость этого предположения. Выйдя от Владимира Ильича, я расположился в другой комнате с его близкими. И теперь Ленин остался верен себе. Он дважды, опираясь на студента, приходил в столовую, где мы сидели, с очевидным намерением проверить, достаточно ли хорошо обо мне позаботились.

Дорогие товарищи! К Владимиру Ильичу как политической фигуре может быть разное отношение… Но все, кто лично с ним соприкасался, независимо от своих политических убеждений признают в нем человека огромного ума, колоссальной энергии и величайшей душевной красоты.

Когда я был гимназистом, мне было задано сочинение на отвлеченную тему: «Кого мы называем истинно хорошим человеком?»… Да, трудно было мне тогда написать хорошее сочинение. Но если бы мне теперь задали такую работу, я исполнил бы ее очень легко и просто. Я только описал бы жизнь Владимира Ильича и набросал несколькими штрихами его интеллектуальную и моральную фигуру.

Я очень счастлив, что на склоне моей жизни, когда уже приходится подписывать последние счета, я встретил такого человека. Эта встреча не может остаться без влияния на мою последующую жизнь.

Воспоминания о В. И. Ленине. В 5 т., М., 1984. Т. 4. С. 381–389

В конце 1908 года в Париже была созвана Всероссийская конференция РСДРП. Город в те дни был наводнен русскими революционерами, среди которых я имел немало друзей, нередко навещавших меня. Чаще других в мастерскую (93, rue de Vaugirard) заходил ко мне А. В. Луначарский, живо интересовавшийся всем новым в искусстве. Тогда же А. В. выступал как художественный критик. Вспоминаю, что около того времени А. В. поместил в каком-то парижском журнале статью о большой, законченной в те месяцы скульптурной группе моей «Разочарование». Выставленная в «Парижском салоне», она обратила внимание многих русских товарищей, и в частности А. В., который отозвался о ней восторженно. Фигура, по моему замыслу, должна была изображать Россию после 1905 года, Россию, скованную реакцией, Россию с опущенными руками. «Когда этот гигант встанет, он разорвет мир», — писал Луначарский.

Думаю, что и В. И. Ленина, впервые приехавшего в те месяцы в Париж на конференцию и имя которого было на устах всей тогдашней русской колонии, эта статуя заставила поинтересоваться моими работами. Иначе ничем не объяснишь того, что в одно ясное утро ранней парижской весны 1909 года ко мне в мастерскую, вместе с А. В. Луначарским, пришел и Ленин.

С первого взгляда меня поразила его «человечность». Ничего «диктаторского» не чувствовалось в этой коренастой фигуре человека, мимо которого пройдешь по улице не останавливаясь. В нем ничего не обращало на себя внимание — единственное исключение составлял череп, определенный мною тогда же как череп Сократа (об этом вспомнил недавно в своих воспоминаниях А. В. Луначарский).

К сожалению, моя память не сохранила мне наших бесед. Помню лишь о своем желании тогда же вылепить бюст В. И. и его обещание заходить ко мне. Но больше я не видел В. И. и поэтому должен был отказаться от мысли лепить его бюст с натуры.

В моей же памяти надолго сохранился его характерный взгляд, резкая подвижность его лица…

В начале 1925 г., освободившись немного от заказов, по собственной инициативе я принялся за лепку бюста Владимира Ильича. Должен предупредить, что меня совершенно не интересовало портретное сходство. Абсолютное сходство — достояние фотографии. Те же бюсты. которые мне пришлось видеть и которые широко распространяются в СССР, изображают почти всегда какого-то сатира, а не Ленина.

Работал я над моим Лениным два года. За это время я сломал до двадцати бюстов — и лишь в последнем бюсте, который был привезен мной в СССР в 1927 году, я сумел, по моему мнению, выявить Ленина как символ силы, как вдохновителя миллионных масс.

Лучшим показателем ценности моей работы были для меня мнения белогвардейцев, видевших этот бюст. Как обрушился на меня Куприн, пришедший ко мне в мастерскую специально посмотреть бюст Ленина! Плодом этого посещения оказался написанный желчью фельетон в каком-то белогвардейском листке, где он обвинял меня во всех смертных грехах. Злоба их ясна: Ленин как вождь миллионных масс, Ленин как организатор Октябрьского восстания слишком памятен им.

Отзывы же побывавших в прошлом году у меня в мастерской в Париже тт. Семашко и Луначарского и видевших последнюю редакцию бюста в окончательный период его создания меня вдохновили до конца. Когда же Н. К. Крупская перед выставленным бюстом моим в Москве сказала: «Это — кусок Ленина», я понял, что цель моя — передать в своей работе вечную динамику В. И., его вечное стремление вперед, его железную силу воли, увлекавшую массы за собой, — мною достигнута.

Ленин в зарисовках и воспоминания» художников. М.;Л… 1924. С, 88–89

Когда произносится это имя, мне кажется, что одним этим уже сказано слишком много и нельзя осмеливаться высказывать свою оценку о Ленине. Я еще слишком йо власти того остро-тяжелого чувства, которое охватило меня при известии об исчезновении этого великого человека. Ленин является для меня одной из самых широких, одной из самых полных личностей, которые когда-либо существовали. Он в полном смысле этого слова выше всех осуществителей вековых усилий человечества. Я неоднократно испытывал и говорил это: что меня в особенности поражает в его учении, в его интеллекте и воле — это его умение искать и отличать в огромной комедии человечества действительность от слова и фантома. Он дал современной мысли цель, привел на настоящий путь прежние попытки, действовавшие ощупью, дал чувство действительного творчества и позитивизма, красной логики и красной истины. Он показал, что отныне произойдет великая перемена в самом порядке вещей, потому что легенды, идеологии, поэзии, фантасмагории заменятся глубокой жизнью масс и низов. Если эта воистину новая и всемогущая концепция начинает теперь претворяться в жизнь и становится естественной силой, столь же непобедимой, как и непогрешимой, то это потому, что этот человек явился в историю. Никакое прославление недостаточно для того, кто сумел таким образом направить всю силу и мощь масс.