Федор Раззаков - Андрей Миронов: баловень судьбы

Кандель приехал прямо в больницу с латышским врачом. Примчалась и «Скорая помощь». Андрея сопровождал в больницу Шура Ширвиндт…»

Ширвиндт потом вспоминал, что всю дорогу до больницы Миронов шептал слова из последнего монолога Фигаро. Даже в последние минуты своей жизни он продолжал оставаться Артистом.

Рассказывает руководитель клиники нейрохирургии Янис Озолиньш: «Я приехал в больницу буквально в считаные минуты, как только меня вызвали. Миронова привезли к нам в 23.25. Он был без сознания. Произошел так называемый разрыв аневризмы – сосуда, который снабжает кровью передние части головного мозга и также участвует в полном снабжении головного мозга.

При установлении диагноза было сразу ясно, что произошло обширное кровоизлияние между полушариями головного мозга. Мы сразу же провели обследование сосудов, констатировав гигантскую, по меркам головного мозга, аневризму: в диаметре она была больше 2,5 сантиметра! То есть она очень трудно поддается оперативному лечению. В результате разрыва – нарушение жизненно важных функций, дыхания и, как следствие, потеря сознания.

В реанимации мне удалось установить, что Миронову в театре кто-то из врачей, оказывая помощь, из самых лучших побуждений заложил в рот нитроглицерин. В такой ситуации, когда произошел разрыв артерии, прием сосудорасширяющего вещества мог усугубить объем кровотечения. Правда, мы можем только предполагать, но говорить об этом со всей определенностью трудно…

Было совершенно ясно, что в ситуации перенесенной клинической смерти Миронова оперировать не было смысла. Мы продлевали реанимационные мероприятия, то есть поддерживали кровяное давление, дыхание, и в это же самое время обдумывали возможности оперативной помощи. Практически сразу же при поступлении к нам мы совершили вспомогательную операцию. Это дало возможность предотвратить остановку сердцебиения. Так были выиграны эти два дня – с 14 по 16 августа. Иначе Миронов умер бы сразу.

За это время здесь перебывали почти все родственники Миронова и его друзья, находившиеся в Латвии. Но ничего радикального мы сделать не могли, потому что уже наступили необратимые разрушения в мозгу. В сознание он так и не пришел. Смерть наступила 16 августа в 5.35 утра».

В помощь к Канделю из Москвы был вызван еще один известный нейрохирург – профессор А. Маневич. Однако медицина в этом случае оказалась бессильной. Утром 16 августа Миронов скончался в результате обширного кровоизлияния в мозг (у него оказалась врожденная аневризма сосудов головного мозга).

Вспоминает сводный брат А. Миронова Кирилл Ласкари: «За неделю до смерти Андрея мне снится сон.

А прежде у Иосифа Кобзона Андрей купил себе смокинг и страшно гордился этим. Он мечтал делать шоу в «Октябрьском» зале: лестница высокая, стоят герлз, и он в белом смокинге… И вот этот сон. Мы с ним выходим с «Ленфильма», на нем плащ. Входим в какой-то огромный ресторан. Садимся. А рядом гуляет свадьба. И вдруг я вижу, как падает бокал с красным вином и, точно у Марка Захарова в гениальном фильме «Обыкновенное чудо», по скатерти расползается красное пятно. Встает человек, показывает пальцем на Андрюшу:

– Этот!

А Андрюша в белом смокинге от Кобзона. Я кричу: «Что вы, что вы, он же не вставал с места!» Но этот человек бьет Андрюшу бутылкой из-под шампанского по голове. И Андрюша лежит в этом смокинге на полу. Вот так точно его и хоронили.

Вася Ливанов потом говорил: «Ты должен был ему рассказать этот сон». Но что рассказывать?

Скажу еще более страшное. В последние годы я понимал, что он недолговечен. Не знаю почему. И еще этот сон…»

Перед отправкой в Москву тело Миронова привезли из морга к Театру оперы, чтобы «сатировцы» смогли проститься со своим коллегой (тогда уже было решено, что театр гастроли не прерывает и остается в Прибалтике). Артисты, которые жили в разных гостиницах, подошли попрощаться. Как ни странно, но народу было немного. И дело было совсем не в том, что на часах было около шести утра. Это еще раз доказало, что Миронова в его родном театре любили далеко не все его обитатели. Из машины тело Миронова не выносили, открыли только заднюю дверцу. Прощание длилось всего 5—10 минут.

Вспоминает О. Аросева: «Мы проводили его, мертвого, в шесть часов утра от Рижского оперного театра, где давали свои спектакли. Его везли в Москву на „рафике“, заполненном льдом. Андрей, с головой закатанный в простыню, словно белая мумия, лежал на этом „леднике“ – лицо не открыли для прощания.

Близкий друг Андрея Гриша Горин ехал впереди «рафика» на своем «жигуленке». Как только он не разбился на этой долгой дороге от Риги до Москвы впереди мчавшегося страшного катафалка, в котором совершал свой последний путь Андрей Миронов…»

Вечером 16 августа Миронов должен был выступать во Дворце культуры в городе Шауляй. Билеты на этот концерт были давно проданы. Однако приехать туда актеру было уже не суждено. Администрация Дворца предложила зрителям вернуть билеты обратно и получить назад свои деньги. Однако ни один человек не сдал билеты.

В том же Шауляе находится уникальная во всем мире Гора крестов. Она никогда не была местом захоронений. Но в знак глубокого почитания и любви к Миронову жители города поставили ему на этой горе крест.

Вспоминает Ф. Чеханков: «Андрей умер 16 августа. В тот же день, еще ничего не зная, я прилетел из Испании. В аэропорту меня встречали моя подруга Юлия Косырева и Виталий Вульф. Я обратил внимание, что они страшно растеряны, прячут глаза. Мамы уже не было на свете, поэтому я никак не мог понять, откуда ждать опасности. При жизни мамы, уезжая куда бы то ни было, я сразу начинал волноваться, звонил ей отовсюду, почти ежедневно, хотя знал, что друзья и поклонницы в мое отсутствие ее навещают. На этот раз я понял по лицам Юли и Виталия, что случилось нечто ужасное. Когда я прошел через таможню и положил вещи, Юля сказала как можно спокойнее: „Ты только не волнуйся“. А Виталий с грубоватой иронией быстро добавил: „Я знаю вашу обычную истеричность, поэтому соберитесь. Сегодня утром умер Андрей Миронов. Вы должны взять себя в руки. Послезавтра приезжает Мария Владимировна, и многое ляжет на ваши плечи. Вы не имеете права раскисать“. Но я все равно рыдал и не мог поверить в эту непоправимость.

Дома разрывался телефон, звонили со всех концов света. У Андрея везде были друзья и поклонники. Все начинали разговор издалека, боясь напугать и надеясь, что это очередная «утка». Ведь живого Андрея по слухам уже «хоронили», и не раз. Позвонил давний поклонник Андрея, чех. Любил актера Миронова до самозабвения. Познакомились просто на улице. Однажды Андрей заметил на автостоянке человека, который пожирал его глазами. Андрей был демократичен, никогда не носил черных очков и не прятал свое знаменитое лицо под шляпой. Познакомились, человек сказал ему: «Вы для меня – бог». С тех пор они дружили и общались много лет. Он тоже как-то неопределенно спросил: «А что у вас там происходит?» Боялся произнести вслух то, что для нас уже стало реальностью. Я промолчал, а он все понял. И десять минут в трубку рыдал. Ни слова больше не сказал – просто выл. Потом, конечно, прилетел на похороны. Приехали Андрюшины друзья из Голландии, Андрей каждый год ездил с Ларисой к ним в гости. В общем, телефон звонил не переставая, и все время кто-то сообщал, что выезжает, едет, прилетает…»