Валерий Поволяев - Адмирал Колчак

Он обратил внимание на то, что давно уже заметила и Софья Федоровна. Не заметить разницу между письмами, приходящими по двум адресам, действительно было нельзя.

Всякий раз, бывая на линкоре «Императрица Мария», Колчак вспоминал лихую погоню за крейсером «Бреслау». Крейсер «Бреслау» считался легким и, как всякий легкий «карат», летал по волнам как пушинка – не догнать. Не было, кажется, во всех флотах мира таких судов, которые могли бы догнать «Бреслау», когда тот шел на полных парах, а тяжелая грузная «Императрица Мария» без особой натуги сделала это, она вообще едва не подмяла крейсер своей тяжестью, будто обыкновенную дворняжку. «Бреслау» едва удалось улизнуть, с ходу всадившись в узкий Гибралтарский пролив.

Колчак линкором был доволен и, всякий раз поднимаясь по трапу на борт «Императрицы Марии», нежно хлопал ладонью по теплой тяжелой броне:

– Здравствуй, старушка!

Никакой старушкой «Императрица», конечно же, не была, была, скорее, молодушкой – линкор спустили на воду, когда вовсю уже шла война, – летом пятнадцатого года.

Годовщина рождения корабля была отмечена хорошим столом в кают-компании «Императрицы»; подавали изысканное царское вино из подвалов князя Голицына «Слезы Христа». Это вино больше всего на свете любил Николай Второй; когда разговор шел об этом вине, Николай возбуждался необыкновенно, у него даже начинали дрожать влажные губы, а взгляд делался мечтательно-сладким.

Одно было плохо – вино не терпело перевозки, сбивалось и мигом делалось кислым, негодным, поэтому государь мог лакомиться им только в Крыму.

Матросы с «Императрицы» были самыми ловкими рубаками на Черноморском флоте, «обловить» их было невозможно, они, наверное, умели тягать рыбу даже из танков с мазутом, не говоря уже о воде. Из барабульки на огромных противнях готовили такую шкару, что она украсила бы не только адмиральский стол, но и царский. Колчак однажды отведал шкары на «Императрице». Остался очень доволен.

На дно противня матросы укладывали рядками розовую рыбку, сверху бросали лук, лавровый лист, пол-ладони немолотого, похожего на свинцовую дробь, перца, который мигом расползался по противню среди рыбешек, заливали водой и на полчаса ставили в печь. Потом вынимали и прямо с противня ели.

«Императрица» обычно стояла на северном рейде.

Утром седьмого октября 1916 года из носовой башни линкора неожиданно повалил дым – желтый, химический, вонючий, какой может оставлять после себя только плохой, схожий с хозяйственным мылом тол, вахтенные на соседних кораблях так и решили: какой-то дурак на брикете плохого тола вздумал вскипятить чайник, но потом дым загустел, полез наружу даже из стволов орудий – тяжелый, удушливый. Дым грузно припадал к воде, сыпал мокретъю и песком, вызывал ощущение тревоги, раздражения, еще чего-то, способного перевернуть человека с ног на голову. Низко пластаясь над волнами, дым пополз к маяку.

Затем на корабле рвануло, грохот взрыва вздыбил на берегу несколько столбов пыли, стремительно понесшейся на дома, над «Императрицей» взметнулся трехсотметровый хвост пламени, корабль обреченно дрогнул, носом ткнулся в воду, словно кто-то с силой потянул его за якорную цепь, на соседних кораблях раздались крики – со стороны показалось, что «Императрица» неожиданно задрала свою корму, еще немного, еще чуть-чуть, и она тихо поползет вниз, в глубину, но «Императрица» в следующую минуту выпрямилась, перевалилась с борта на борт, будто верблюдица.

В носовой башне снова раздался взрыв, за ним другой, потом третий – взрывы раздавались методично, со скоростью работающей аэропушки: та, когда начинает стрелять, рявкает злобно – рявканье это раздается с одинаковыми интервалами, – выстрелив, выжидает несколько секунд, словно наполняясь злобой, затем в ней щелкает автомат, и пушка рявкает вновь. Так и взрывы раздавались в строго отмеренной последовательности;

Колчак, резко отстранив услужливую руку матроса, с берега прыгнул в катер:

– Гони на «Императрицу»!

А «Императрица Мария» уже горела. В погребах у нее продолжали рваться снаряды. Всего очевидцы насчитали двадцать пять взрывов. Колчак, пока шел на катере к линкору, тоже считал взрывы: один, второй, третий, четвертый... Ни один корабль не смог бы вынести столько ударов, сколько вынесла «Императрица» – давно был бы уже на дне, а «Императрица» держалась – только вздрагивала мелко, противно после каждого взрыва и глубже оседала в воду.

Колчак неверяще отер рукою лицо. Рука оказалась мокрой. Он что, плачет?

Дым уже целиком окутал корпус несчастной «Императрицы», а взрывы все продолжали раздаваться.

«Что случилось? Что произошло в погребе носовой башни? Что это – ротозейство, диверсия, роковая случайность? – задавал себе вопросы Колчак и не находил на них ответа. – Надо срочно затопить погреба трех оставшихся башен. Сейчас корабль еще можно спасти, но если огонь переберется и туда или в погребах сдетонирует хотя бы один снаряд – не спасет уже ничто».

Он вновь провел рукою по лицу. Рука и на этот раз оказалась мокрой.

Когда катер приткнулся своим выпуклым, окрашенным в белый цвет боком к «Императрице», то Колчаку показалось – борт у линкора от взрывов перегрелся. В воде плавали черные тряпки, обгорелые книги – имущество какого-то лейтенанта, выброшенное взрывом из башни, перемолотые в лохмотья доски снарядных ящиков и дохлые чайки.

По косому, прилипшему к борту линкора трапу Колчак поспешно взбежал наверх и, не слушая доклада вахтенного начальника – просто отодвинул его в сторону, – стремительно, почти бегом, понесся к носовой башне.

Башня вздулась, поползла в сторону, словно ее перекалили на огне, в нескольких местах треснула. Из проломов валил дым. Команда матросов, на которую покрикивал черный, как негр, капитан второго ранга с обожженными руками, волокла к башне длинный пожарный шланг. Взрывов больше не было. Хоть и оглушен был капитан второго ранга, хоть и похож был более на черта, чем на человека и еще меньше – на самого себя, а командовал он своими подопечными спокойно, умело, и Колчак, развернувшись, понесся на корму. По дороге ему попался лежащий на броне мертвый матрос с раскроенным черепом, как будто его саданули по голове топором. Розовый влажный мозг, вывалившийся на палубу, подрагивал, словно горка каши. Колчак с ходу перепрыгнул через матроса, ударил ногой по стойке леера, оттолкнулся от нее, пролетел над грудкой мозга и, громко стуча каблуками, помчался дальше.

На него налетел незнакомый старший лейтенант, едва не сбил с ног, поспешно отпрыгнул от адмирала к стене, вытянулся:

– Покорнейше про... про... – Лицо у офицера задергалось: старший лейтенант был контужен.