Мансур Абдулин - 160 страниц из солдатского дневника

В нашу минометную роту прибыл из Сибири, из города Красноярска, Янсон Алексей Иванович. На вид он непременно штангист-тяжелоатлет или борец. Или шахтер?.. В общем, богатырь Илья Муромец! Но и что-то есть в нем от интеллигента... Не понять никак! Узнаем потом, кто он такой, никуда не денется! А пока надо его в свой боевой расчет забрать! Уж больно силен - один упрет весь миномет за троих!

А вот другой солдатик - мальчик с пальчик, Полы-га Борис. Комсомолец. Он даже стесняется себя по отчеству назвать - молодой уж очень, а между тем год рождения значится 1925-й... Не верится мне: хитрит что-то. Неужели не успел вырасти к восемнадцати-то годам? В минометчики он явно не годится. Что с ним делать? Не знаем. Командир роты лейтенант Стукач согласился, чтоб я его взял к себе в качестве связного при НП. Борис обрадовался: завтра я с утра дежурю на НП батальона и возьму его с собой. А пока решили вместе поужинать, чтобы получше познакомиться.

Любопытен я очень и люблю откровенные беседы один на один с любым человеком, и в том числе с ребенком. Пробовал вызывать на сердечный разговор самых замкнутых. Мне легко удается войти в доверие к человеку совсем незнакомому, он мне расскажет даже то, о чем не расскажет самым близким, потому что я ценю откровенность и оберегаю ее, а мой собеседник и волнуется и радуется, получив "разгрузку души", и нам обоим хорошо. Беседуя, к примеру, со священником, ловлю себя на том, что спорить слабоват, так как не знаю священное писание, но священник неожиданно признает, что я во многом прав... Иногда результат беседы с кем-нибудь меня разочаровывает: мой собеседник примитивно мыслит. Пытаясь понять причину, бывает, спрашиваю: "А какое образование?" Ответ ошеломляет: "Высшее!" Есть же совсем неграмотные или совсем молодые, неопытные, а рассуждают мудро...

Боря Полыга мне рассказал, что его отец генерал и начальник военного училища. Я не помню, куда это училище было эвакуировано в то время, но до войны оно было в Ленинграде. Борис с детских лет в основном и проводил время среди курсантов отцовского училища. А когда подрос и решил стать военным, то поступил в другое военное училище - на стороне. Но и там его звали "генеральский сынок", и там намекали, что папа-генерал обеспечит ему "теплое местечко" где-нибудь в генеральном штабе и так далее. Тогда Борис взял недельный отпуск, якобы для поездки домой, а сам, сев в воинский эшелон, махнул на фронт. Теперь его беспокоило, как бы ему не пришили дезертирство или самоволку.

Да, у Бориса положение сложное, и я ничем не мог помочь ему. Дезертирство ему не припишешь... Самоволкой тоже не назовешь. Вроде бы и преступления нет, но... Я ему посоветовал хотя бы написать письмо начальнику училища.

Борис письмо не написал, а я ему больше не напоминал. Шли бои, комсомолец Полыга бегал связным и выполнял все поручения с великим старанием. Меня он просил никому не рассказывать о своем побеге из училища и что его отец генерал.

В нашей роте Борю полюбили, и он даже как-то повзрослел; мне он сознался и в том, что прибавил себе два года, фактически он был с 1927 года рождения. Вот, оказывается, в чем кроется причина его малого роста - ему всего шестнадцать лет.

После жестоких сражений и своего поражения у Прохоровки гитлеровцы отступали податливее, но решили сжечь все после себя. Горели села и поля. Горело все, что могло гореть. Немцы пунктуально выполняли приказ фюрера: "после себя оставлять выжженную зону"... Мы двигались в сплошном дыму пожарищ...

Отбили крупные населенные пункты Тамаровку, Борисовку... Горели табачные склады и плантации. Дышим табачным дымом все: и курящие, и некурящие...

Точно не помню, но, кажется, село называлось Драгунск. Немцы крепко засели в этом селе и построили на подступах к нему глубоко эшелонированную линию обороны. С ходу мы смогли только вклиниться в эту оборону до середины и засели там, запутавшись в густой сети траншей-лабиринтов, как в пчелиных сотах. Мы так близко контактировали с немцами, что слышны были их негромкие разговоры между собой. Ни наша, ни их артиллерия не могла в таких условиях вести огонь. Пошла в ход, так сказать, "карманная артиллерия". Война пошла гранатная. Но и гранаты, оказалось, надо бросать умеючи. С задержкой в руке на две секунды! Если бросишь без задержки, то немцы успевают ее швырнуть обратно.

А бросать надо было так: выдергиваешь сначала чеку, потом отпускаешь флажок предохранителя и держишь гранату, шипящую, две секунды, а потом бросаешь, и она взрывается как шрапнельная - в воздухе над головами немцев... Как страшно было отпускать флажок и ждать две секунды... А вдруг, думаешь, рабочий ошибся при сборке механизма гранаты и она взорвется раньше!.. Но механизм срабатывал точно. Я с благодарностью думал о наших людях в тылу, которые, денно и нощно изготавливая эти гранаты, "лимонки" Ф-1, не позволяли себе небрежности, хоть и очень уставали. Они понимали, что малейшая невнимательность при сборке механизма может стоить жизни нашему солдату на фронте. В первый день подступа к Драгунску, когда гранат не хватало, мы выкуривали фашистов из траншей-лабиринтов, работая саперными лопатками, стреляя в упор из автоматов, пистолетов и даже из ракетниц. Но потом нам стали поступать гранаты в достаточном количестве...

От самой Прохоровки нашему 32-му гвардейскому стрелковому корпусу постоянно противостояли танковые дивизии фашистов "Мертвая голова", "Великая Германия", "Рейх", а также мотомеханизированная стрелковая дивизия. Кроме этого, нам выпала судьба сражаться с частями "русской освободительной армии" предателя Власова. Власовцы сознавали свою полную и неизбежную катастрофу, но боялись сдаваться добровольно.

Никак не можем вырвать Драгунск из лап фашистов и власовцев. Нашему батальону загородила путь пулеметная точка в железобетонном колпаке. На узенькой нейтральной, ровной, как стол, полосе эта пулеметная точка не давала поднять ротам головы. А с флангов фашисты умело и надежно охраняли ее. Ночью тоже, бросая беспрерывно ракеты, не давали возможности незаметно подползти к колпаку и забросать его гранатами. Артиллеристы не могли стрелять из-за того, что боялись задеть по своим. Минометный же огонь не причинял железобетонному колпаку никакого вреда.

Наш комбат гвардии капитан Дудко Игнат Севостьянович нервничал и искал способа уничтожить точку, но тщетно - пулемет гитлеровцев работал... Я в тот день дежурил на НП батальона вместе с Борисом Полыгой.

Борис от нечего делать через перископ изучает местность. Ничего не скажешь - ловко: ни одной "складочки" вокруг колпака! Даже травку вокруг мы хорошо "побрили" своими минами.

Пробовали стрелять мы и из противотанкового ружья - бесполезно: пулемет продолжает работать...