Михаил Барятинский - Советские танковые асы

Приказав роте следовать прежним курсом в расположение бригады, сам он со взводом танков возвратился к Аржаникам. Немцы ещё не подошли. У самой деревни Самохин обнаружил три своих танка. Два из них были сожжены. А третий подбит, но до последнего момента вёл огонь: машина с повреждёнными гусеницами превратилась в дот. Башня хорошо вращалась, исправно работали пушка и пулемёт.

Пугачёв и Литвиненко были оба ранены. Им помогли выбраться, а подбитую „тридцатьчетвёрку“ взяли на буксир. Натужно взревел мотор.

В это же время гитлеровцы услышали работу двигателя и открыли по Аржаникам навесной артиллерийский огонь. Снаряд из тяжёлого орудия угодил в самохинскую машину. Пламя охватило корпус „тридцатьчетвёрки“. Башенный люк заклинило. Экипажу не удалось пробиться сквозь огонь и выйти через передний люк. Начал рваться боекомплект…

Когда взрывы прекратились и танкистам удалось сбить пламя, гвардии капитана вытащили через передний люк. Остальные члены экипажа сгорели, а волжский богатырь был ещё жив. Губы его слегка шевелились, он повторял: „Воздух, воздух…“ Голова отважного танкиста была лишь слегка опалена, но всё туловище изуродовано огнем и осколками.

На руках боевых товарищей умирал бесстрашный командир. Тихо промолвил он последние слова: „Друзья… умираю… прощайте…“

Так оборвалась короткая, но замечательная жизнь любимца бригады. Он погиб, спасая товарищей.

А было ему всего двадцать семь лет, нашему Косте Самохину…

— Эх, такого парня не уберегли! — укорял Катуков комиссара. — Такого парня…»

В последнее время появились сведения о том, что Константин Самохин уничтожил больше танков противника, чем Лавриненко, а точнее — 69 танков, 13 БТР, 82 пушки и 11 автомашин. На самом же деле в уничтожении такого количества немецкой техники заслуга не только Самохина, но и всей танковой роты, которой он командовал в течение шести месяцев. На сегодняшний день пока не удалось выявить ни одного танкиста Красной Армии, на личном счету которого было бы больше уничтоженных немецких танков, чем у Дмитрия Лавриненко.

Несмотря на то что Константин Самохин, как и Дмитрий Лавриненко, отличился во многих боях, уничтожил более 30 вражеских танков и зарекомендовал себя настоящим мастером танкового боя, ему также не было присвоено звание Героя Советского Союза. Не поднимался вопрос об этом и после окончания Великой Отечественной войны.

Александр Фёдорович Бурда родился 12 апреля 1911 года в посёлке Ровеньки (ныне город в Луганской области на Украине. — Прим. авт. ) в семье шахтёра. Окончил 6 классов. Работал монтёром, слесарем на шахте № 15 в г. Ровеньки. В Красную Армию призван в 1933 году, попал в танковую часть. За успехи в боевой и политической подготовке его наградили нагрудным знаком «Отличник РККА» и направили на курсы средних командиров. За два года службы А. Бурда прошёл путь от механика-водителя до командира танкового учебного радиовзвода.

Война застала его в Станиславе уже в должности командира роты в 15-й танковой дивизии. Своё боевое крещение он принял в Винницкой области, где, прикрывая отход дивизии, разгромил немецкое танковое подразделение.

Здесь небезынтересно привести воспоминания самого А. Бурды: «14 июля в бою под Белиловкой мы атаковали и уничтожили колонну противника, которая прорывалась к Белой Церкви в сопровождении 15 танков. Я с моим башенным стрелком Васей Стороженко шестнадцатью снарядами уничтожил немецкий танк, четыре машины с боеприпасами и тягач с пушкой…

Обстановка обострялась с каждым часом. Гитлеровцы хорошо знали, что мы рыщем здесь, и на рубежах нашего вероятного появления выставляли танковые и артиллерийские заслоны. И вот в этой обстановке мы всё же наносим фланговый удар. Всё делалось в спешке: времени для обстоятельной разведки не хватало. Видим, бьёт противотанковая артиллерия. Старший лейтенант Соколов с тремя танками бросился подавить её, и на наших глазах все три танка сгорели…

В это время нас стали обходить крупные силы гитлеровцев. Нам дали приказ отступать. Мне с группой из шести танков было поручено прикрыть отход дивизии: она должна была сосредоточиться в новом районе. Мы вели бой из засад…

Выполнили мы боевую задачу, а тут началось самое трудное: боеприпасы и горючее на исходе, а приказа о смене позиций всё нет. Отходить без приказа нельзя и воевать уже нечем. К тому же состояние боевой техники отвратительное — моторы уже отработали то, что им положено. У одного танка вышел из строя стартёр — у него мотор заводится только от движения, когда машину на буксире потянешь. А если заглохнет под обстрелом, что тогда?

Укрылись мы в леске, замаскировались, ждём связного от командования. А тут, как на беду, гитлеровцы. Их много. И разбивают бивуак метрах в 30 от наших танков. Мы тихо ждём, присматриваемся, прислушиваемся. Гитлеровцы разожгли костры, сели поужинать, потом улеглись спать, оставив часовых. Уже полночь… Час ночи… Связного всё нет. Стало жутковато. Вдруг слышу, что-то шуршит. Пригляделся — ползёт человек без пилотки. Шепчу:

— Кто такой?

— Я… лейтенант Перджанян, с приказом.

У него в одной руке винтовка, весь обвешан гранатами. Я его хорошо знал.

— Приказано отходить. Вот маршрут…

Ну, всё сделали, как условились. Удар гранатой — в сторону фашистов, все моторы взревели, неисправную машину дёрнули, она сразу завелась. Даём бешеный огонь по кучам спящих гитлеровцев, по их пушкам, грузовикам. У них паника, мечутся у костров. Много мы их там положили. Прорвались…

Остановился, пересчитал машины — одной нет. Что такое? Неужели погибла? Взял винтовку, побежал по дороге с Перджаняном поглядеть, что случилось. Смотрим, чернеет наш Т-28.

— Свои?

— Свои, — узнаю по голосу механика-водителя Черниченко.

— В чём дело?

— Машина подработалась, фрикцион не берёт. А тут ещё камень попал между ведущим колесом и плетью гусеницы, её сбросило внутрь. Теперь гусеницу не надеть…

Что делать? Противник в километре, вот-вот гитлеровцы бросятся нас догонять. Юзом машину не утянуть. Скрепя сердце принимаю решение взорвать танк. Командиром на танке был Капотов — замечательный, храбрый танкист. Приказываю ему:

— Возьми бинты, намочи бензином, зажги и брось в бак с горючим.

Хоть и жалко ему машину, он приказ выполнил немедленно, но вот беда — бинты погасли, взрыва нет. Принимаю новое решение:

— Забросай бак гранатами, а мы тебя прикроем!

Капотов без колебаний выполнил и этот приказ.

Раздались взрывы, машина запылала. Мы бросились к танкам и поехали дальше.

Нашли своих, доложили о выполнении боевого задания командованию, получили благодарность. Оттуда до Погребища дошли без боёв. Это было уже 18 июля. Там сдали свои машины и отправились на формирование в тыл».