Царствование Николая Второго. Том 1

Я тоже часто говорил Сипягину, что меры эти не успокаивая смуту, только раздражают благоразумных людей. Достаточно сказать, что член Государственного Совета, бывший начальник уделов, гене-рал, раненый во время восточной войны, был сослан в свое имение за то, что во время беспорядков на Казанской площади революционеров и молодежи, вошел в пререкания с полицейским, действия коих ему показались некорректными, -- князь Вяземский, крупнейший землевладелец, ныне один из самых правых членов Государ-ственного Совета. Как то раз, когда я говорил Сипягину в присутствии его жены, что меры эти не приведут к добру, он, оправ-дывая их и находя их необходимыми, сказал мне:

-- Если бы ты знал, что от меня Государь требует. Государь считает, что я весьма слаб.

Когда после убийства Сипягина на его место был назначен Плеве, Мирский откровенно с ним объяснился и высказал, что, зная его идеи, не может оставаться его помощником. Плеве просил его некоторое время остаться, дабы его уход не имел вид демонстрации и очень скоро после того, Мирский был назначен генерал-губернатором в Вильну.

Везде, где Мирский служил, его всюду любили и уважали. Он несомненно благороднейший, честнейший и благонамереннейший человек с малым государственным опытом, довольно слабый {290}физически, по природе умный и образованный. Вступив в управление министерством, он объявил принцип, что управление России должно зиждиться на доверии к обществу. Это им было сказано одной депутации и сделалось лозунгом того времени. Затем тоже самое им было сказано и развито какому то иностранному корреспонденту, который свое интервью напечатал.

Прочитав это в Сочи, я сейчас же подумал: не сдобровать Мирскому. Еще в Сочи мне писали, что Государь недоволен ин-тервью Мирского с иностранным корреспондентом. В октябре я возвратился в Петербург. Я хорошо знал и очень дружен с Мирским. Как только я приехал в Петербург, я поехал к нему. Тогда должен был собраться так называемый съезд общественных деятелей, составленный из земцев, городских деятелей и некоторых политиканов, сделавшихся затем коноводами, так называемых кадетов (Милюков, Гессен, Набоков и пр.). Съезды эти Плеве запрещал, так как они проводили идею водворения конститу-ции. Замечательно, что многие из деятелей этого съезда ныне броси-лись совсем вправо, но тогда все образованные и, так называемые, ин-теллигентные люди, за самыми малыми исключениями, требовали перево-рота, т.е. объявили войну бюрократии, а когда их спрашивали, что они подразумевают под бюрократий, то они отвечали: неограничен-ную верховную власть, но что они не могут так писать и говорить в виду цензуры и peпpeccий.

При Плеве съезды эти собирались конспиративно, на частных квартирах, но затем решения их делались всем известными. Теперь они обратились к Мирскому с просьбою разрешить им этот съезд гласно. Мирский разрешил с тем, чтобы съезд собрался в Петербург и затем поставил некоторые ограничительные условия .

При первом моем свидании с Мирским я ему поставил вопрос, как относится Государь к его действиям. Он мне ответил, что когда Его Величество предложил ему занять пост министра внутренних дел, он Ему доложил, что ни физические силы, ни спо-собности не дозволяют ему принять этот пост, но Государь настаивал на том, чтобы он исполнил Его желание, обещав ему несколько месяцев в году отдыха. На это Мирский доложил Его Вели-честву, что кроме того он имеет свои политические взгляды и убеждения и что он не может поступить иначе, как велит ему его совесть.

{291}Взгляды его таковы, что правительство и общество в настоящее время составляют два воинствующих лагеря, что такое положение дела зарождалось издавна, но несчастная война это положение довела до крайности и что такое положение вещей невозможно, так как государство при таких условиях долго существовать не может. Таким образом он считает, что необходимо примирить правительство с обществом, а это возможно только путем удовлетворения назревших и справедливых желаний общественных кругов, а равно и удовлетворением справедливых желаний инородцев.

Государь, ему сказал, что Он сам того же мнения и, что потому он не встретит препятствий к проведение этих мыслей. Тогда Мирский верил, что это будет так. По поводу съезда я ему сказал, что, по моему мнению, относительно этого съезда у него выйдет недоразумение и что съезд в той или другой форме постановит желание конституции а это, конечно, будет отвергнуто и что, следовательно, вместо начала примирения правительства с общественным мнением произойдет еще большее обострение.

Так и случилось. На его вопрос, буду ли я его поддерживать по поводу его политики, я ему ответил, что мои чувства и отношения к нему таковы, что я его, как Мирского, буду всегда поддерживать, а что касается его политики, то при теперешнем отношении ко мне Государя, мои мнения не будут иметь значения в Его глазах... Но, если Государь меня будет призывать на совещания, то я буду выска-зываться так, как это все время делал с полной откровенностью, не обращая внимания на то, нравятся ли мои суждения Государю и членам совещания, или не нравятся.

Когда я вернулся в Петербург, то ко мне зашел один чиновник из министерства внутренних дел, чтобы мне сказать, что в департаменте полиции все ищут какую-то брошюру, мною написанную по поводу войны. Встретив через несколько дней Мирского, я его спросил, какую это брошюру ищет департамент полиции. Он мне ответил, что ничего не знает, и был удивлен этим вопросом. На другой день он приехал ко мне и рассказал следующее.

Дворцовый комендант генерал-адъютант Гессе, помимо его, Мирского, передал директору департамента полиции Лопухину Высочайшее повеление, чтобы была разыскана брошюра, мною написанная по обстоятельствам, предшествовавшим войне, и что департамент нашел, что такая брошюра была напечатана в типографии министерства {292}финансов. Найти же эту брошюру департамент не может кроме нескольких корректурных листков. Затем Мирский прибавил, что он высказал свое неудовольствие Лопухину, что это делается помимо него, и показал мне найденные листки.

Я сейчас же узнал, что дело идет о брошюре совершенно академического характера, составленной канцелярией министерства финансов в бытность мою министром финансов, в которой документально и кратко изложены все обстоятельства по политике на Дальнем Востоке до 1901 года. (В министерстве было в обычае составлять печатные издания по поводу всех выдающихся, касающихся министерства, событий и проектов.)

Брошюра эта самого невинного содержания при обыкновенном нормальном положении вещей (она приложена к моей истории о возникновении русско-японской войны). Когда начались сумасшествия, приведшие к войне, опасаясь, чтобы факты, изложенные в записке, не попали в печать и не отяготили положение лиц, ответственных за безумие, приведшее к войне, я приказал все экземпляры этой бро-шюры сжечь, оставив лишь у себя несколько экземпляров.