Array Array - Без знаков препинания Дневник 1974-1994

Сижу в Ленинграде на съемках. Роль у Светозарова [ 74 ] Режиссер фильма «Прорыв». небольшая, но снимаюсь с удовольствием. Раздражение от города проходит, ранки затягиваются. Прогулялся до «Брюха» [ 75 ] Так в середине XIX в. назывался Сенной рынок в Петербурге. , старательно обходя театр. Закупил еды. В гостинице не сиделось и еще сходил к домику Натальи Петровны Голицыной, что на Гоголя. Точнее — на Малой Морской. Голицына действительно там жила, а вот «московская Венера» Юсупова — на Литейном. Дом же ее построен уже после смерти Пушкина. Вот и гадай... Постоял на Морской, под чьими-то окнами. Дождался, чтобы мелькнула чья-нибудь головка... После этого подумал, отпустит ли Е. сниматься у Тодоровского? Отпустит, куда он денется. Надо еще записать, что ездили с Аллой на премьеру немецкого фильма «Аткинс», где у меня большая роль. Диковатый человек, уходящий от цивилизации. Приятно, что не совместная продукция, а вчистую их. Получил удовольствие от того, как они работают. Если нужно вбить гвоздь, не предусмотренный в сценарии, соберут совещание. Зато — гарантия. И шнапс хороший, и деньги — у меня никогда не было столько. Обещали, еще позовут. На прощание — расплакались: «А мы думали, что русские — это только два цвета: красный и черный».

Сегодня слушал старую пластинку Окуджавы. Вспоминал, как когда-то пел его песни Венгерову. Он тогда немного поморщился.- «Нужно сохранить интонацию Булата». А я даже ритм менял, темпы — чтобы избежать повтора. «Барабанщика» исполнял весело, «Наденьку» или «А мы швейцару.» & даже разнузданно, в позволительной для тех лет манере.

Венгеров настаивал: «Тут и стихи замечательные, а главное — музыка! Возвышенная! Когда-нибудь все поймут, что он — большой композитор». И сейчас, и тогда я думал так же. В «Старом пиджаке» видел историю Башмачкина и как мама перешивает мой школьный костюмчик. В «Моцарте» восхищала его способность перейти от Моцарта... к самому себе. И как — без единого шовчика! Я тогда понял, что в актерском деле должны быть такие же переходы: от автора—к себе, от себя — обратно к автору.

Зреет сенсация — мне доверяют самое что ни на есть, такое, что дыхание застывает, как подумаешь... В пьесе Мишарина «Серебряная свадьба» прочитываются идеи Горбачева, прикрытые для спокойствия уровнем зав. отдела. Мой образ явно идеализируется — но я еще как следует не вчитался. Слава Богу, нет ничего лопахинского — то есть насчет вырубки садов. (Ведь горбачевский алкогольный закон уже действует!) А случилось это оттого, что Женя Евстигнеев слег, бедняга, и Ефремов вызвал меня. Я сразу увидел на его столе экземпляр «Серебряной свадьбы», предназначенный для меня. Он ходил по кабинету и нервно тер руки. Как картежник перед пулей. В его глазах был такой огонь, что я невольно поддался.

Чтобы сыграть этого «Выборнова-Горбачева», надо выключать телевизор, когда идут «Новости». Ничего от нынешнего генсека, никаких мимикрийных признаков.

Египетскую пирамиду называли местом второго рождения: по замыслу ее создателей входить в нее должны были люди, а выходить — боги или полубоги. В центре пирамиды располагалось ложе из двух главных цветов — золотого и голубого, а на нем возлежал Инициатор, или Просвещенный. Возведение пирамиды называлось инициацией... Я записал это, когда прочел целую статью про эти мистические постройки. И тут же позвонили с Таганки от Эфроса. Предложили сыграть Лопахина в его старом «Вишневом саде». Они забыли, что мне 55 и впору уже готовиться к Фирсу. К тому же играть после Высоцкого!

Раньше был театр Любимова, а нынче — Эфроса. Впрочем, театром Эфроса он становится с трудом, через сопротивление — слишком крепко сколочено другим человеком. Он и создатель, и разрушитель. На таком месте мученическая философия не приживется. Создатель подвергался не меньшим унижениям, чем Инициатор, стал даже «невозвращенцем», но его ждут, и он вернется когда-нибудь победителем. Так устроена природа, да и сущность у него — несгибаемая, заговоренная. А Эфроса позволено пинать, позволено предавать. Он чистый профессионал, именно чистый. Без примесей гражданственности, за которую обычно прячутся. Если предположить, что я оказался в когорте его актеров (это могло бы случиться, живи я в Москве), то ходил бы за ним, как все, из театра в театр. И был бы этому счастлив. Сейчас бы оказался на Таганке... Всю жизнь гонимый, Эфрос принял этот театр в надежде, что теперь-то все мучения кончатся — ведь он наделен властью! Его отговаривали все, а он не верил... Мне бы впору согласиться на Лопахина — наплевать на возраст! — никогда еще не было такого соблазна приблизиться к горе, на которой он стоит. И закрыть глаза на то, что роль Высоцкого, что опять ввод... Но отчего-то есть предчувствие, что так и останусь среди зрителей.

А зритель я благодарный. Когда смотрел «Жизнь господина де Мольера», старался понять, как «сделана» игра Любимова. Он сам артист милостью Божьей, но еще была какая-то необыкновенная подача. И интонация, вернее, ее отсутствие. Я вспомнил об этом, когда репетировал «Кроткую» и нужно было выстроить диалог через кого-то третьего. Я думал: через своего двойника? через кого-нибудь в зале? Нет, из зала хотелось всех удалить и остаться наедине со своим дыханием. Нужен такой уровень правды, когда она сильнее любого самосуда, любой высшей мудрости. И плюс — ощущение себя в пространстве. То есть субординация. «Все одни и те же ступеньки. Я на самой низшей, а ты вверху, где-нибудь на тринадцатой», — говорил брат Алеша Мите. Так, должно быть, говорит и Эфрос своим персонажам: «Кто ступил на нижнюю ступеньку, тот все равно непременно вступит и на верхнюю». С этого начинается восхождение любого из нас — по вертикали. Для этого Эфрос сооружает пирамиду.

Пирамиду строить долго, мучительно. Кирпичик за кирпичиком, зубец за зубцом. Тяга к вертикали, к подъему любой ценой выражена даже буквально. Карабкается по лестнице Яго. На стенах уникального сарая, который построил Давид [ 76 ] ДЛ. Боровский — художник спектакля «Дон Жуан* в Московском театре на Малой Бронной. , повисает Сганарель. Даже Наталья Петровна [ 77 ] Героиня пьесы И.С. Тургенева «Месяц в деревне». взбегает наверх, на верандочку...

Его артистам я никогда не завидовал, просто это чувство мне не привито. Но после просмотра «Островов в океане» [ 78 ] А.В. Эфрос был режиссером телеспектакля «Острова в океане» по Э. Хемингуэю. почти закричал: «Я должен был это играть!»