Федор Раззаков - Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне

Кстати, как мне рассказали позже, кто-то в толпе потом успешно толкал порции песка по червонцу.

К полдвенадцатому заканчиваем работу, глубина где-то два метра 30 сантиметров. Всю яму обтесали, сделали валик — загляденье. Вырыли в полный профиль с запасом сантиметра по три с каждой стороны. Все же не простое захоронение, такие люди будут присутствовать, вот и решили сделать все по высшему классу. Нам даже выдали чистую черную робу…»

И вновь вернемся в Театр на Таганке, где проходит гражданская панихида. Вспоминает М. Влади: «Надлежащим образом проинструктированная милиция установила барьеры, улицы заполняются людьми. Перед театром образуется очередь (как потом выяснилось, очередь эта протянулась вдоль Большой Радищевской улицы до Зарядья на целых 9 километров!). Я поднимаюсь в кабинет Любимова. Он бледен, но полон решимости. Он не отдает эту последнюю церемонию на откуп чиновникам… Я возвращаюсь в зал, двери открывают — и потекла толпа. Москвичи пришли проститься со своим глашатаем…»

В. Акелькин: «Милиции явно не хватало, чтобы сдержать огромную реку людей, и машины с дружинниками и милиционерами все прибывали и прибывали. Уже половина Большой Радищевской улицы оцеплена дружинниками и милицией, везде кордоны, все перекрыто, и только тоненький ручеек по два человека тянется ко входу в театр.

Допускали в основном делегации от различных организаций с венками. У нас не было заявки, но венок был куплен, и с ним пропустили двух человек, остальные остались за кордоном».

В. Нисанов: «На похоронах я снимал все подряд… У театра при мне генерал МВД сказал: „Надо вызывать армию. Они предполагали, что будет много народу, но чтоб столько… Смерть Володи действительно стала национальной трагедией, а похороны были по-настоящему народными“.

Б. Серуш: «Видеозапись похорон делал мой сотрудник — Джордж Диматос. Этот Джордж — высокий такой парень — снимал обычной видеокамерой… И вдруг к нему подходит генерал МВД и запрещает снимать. Тогда я обратился к Иосифу Кобзону, который очень помог в организации похорон… „Слушай, Иосиф, тут такое дело… Нам запрещают снимать“. Кобзон подходит к этому генералу — он знал его по имени-отчеству — и говорит: „И Вам не стыдно, что я — еврей Кобзон — должен просить вас, чтобы эти люди могли снять похороны русского поэта?!“

…После девяти утра я уехал из театра на очень важную встречу. Возвращаюсь обратно… Уже все оцеплено милицией, и никого не пускают. Как я ни пытался — ничего не получается… Ну, ни в какую! А очередь протянулась вниз — почти до гостиницы «Россия». И чуть не заплакал. Черт возьми! Неужели я не попрощаюсь с Володей?! Там стояли автобусы… И я взял и просто прополз под автобусом. Я поднимаюсь, а милиционер не может понять — откуда я взялся? В строгом черном костюме — из-под автобуса?!

— Ну есть у тебя хоть какое-нибудь удостоверение?

— Еcть фотография с Володей… Вот, видишь, я его друг!

И меня выручила эта фотография, которая, по счастью, оказалась у меня с собой. Милиционер меня пропустил, и я попрощался с Володей…»

В. Делоне: «Ю. П. Любимов вынес из театра стопку фотографий Высоцкого. К нему бросилась толпа. И он в отчаянии, не зная, что делать, боясь, что его разорвут на части, отдал эту пачку милиционеру. И тут какая-то пожилая женщина в слезах закричала: „Кому же ты отдал фотографии Высоцкого? Менту!“ Милиционер бросил форменную фуражку оземь, зарыдал: „Да что ж я — не человек, что ли!“

В. Акелькин: «Весь зал еще раз прошел мимо гроба, после чего все высыпали на улицу. Здесь нас ждало самое большое удивление, и если до того мы сдерживались, то на улице слезы потекли сами собой, да мы уже и не стеснялись их: вся Таганская площадь, с обеих сторон эстакады, была забита людьми. Люди заполнили крыши и окна домов, метро, ресторана „Кама“, киосков „Союзпечати“, универмага… Они не смогли попасть в театр, но все равно чего-то ждали, потому что любили Высоцкого…

Вот начинают выносить венки, цветы. Люди взбираются на машины, чтобы лучше видеть.

Цветов много, стоит тяжелый, густой и какой-то гнетущий запах… Вот выносят крышку гроба. Из репродукторов поплыла над площадью грустная музыка…

Наконец выносят гроб с телом Высоцкого. Впереди — Ю. П. Любимов, за ним — Золотухин, Смехов, Джабраилов, Петров… Гроб вносят в автобус».

М. Влади: «Мы садимся в автобус, гроб стоит в проходе, мы все сидим, как школьники, уезжающие на каникулы. Любимов машет большим белым платком людям, собравшимся на крышах, на каменных оградах, некоторые залезли на фонари. Автобус трогается. И часть огромной толпы бежит за автобусом до самого кладбища.

Мы приезжаем на кладбище, на песчаную площадку, где в последний раз можно тебя поцеловать…»

В. Осипов (могильщик): «Очень долго ждали. В итоге появляется траурный кортеж. Нам к этому времени уже прислали четырех человек с хоздвора. Наконец гроб с покойным ставят рядом с ямой, вокруг которой тут же собирается толпа актеров и прочих знаменитостей. В окружении нескольких мужчин в черном появляется Марина Влади. То ли охранники, то ли просто сопровождающие подвели ее к гробу, подложили под ноги картоночку. Влади с резиновым лицом наступает на нее, заглядывает в могилу и, как мне показалось, изображает, что плачет. Может, просто плакать-то было уже нечем.

После нее могилу осмотрел Семен Владимирович и сказал нам: «Спасибо, ребята». А за ним подошла все та же группа «специалистов» по рытью ям.

— Почему вы, мать-перемать, кирпичами не выложили?

— Да потому, что этого не надо, — отвечаю совершенно спокойно.

Они продолжают наезжать на меня нецензурными выражениями. Среди них был Золотухин, которого я взял за грудки и приподнял: «Хватит выпендриваться, не на свадьбе». И тут появляется отец Высоцкого. Их сразу как ветром сдуло…»

В. Акелькин: «Очень трудно пробиться к могиле. Над гробом выступает только директор Театра на Таганке Н. Дупак. Очень мало времени, все скомкано, неорганизованно…»

М. Влади: «Я последняя наклоняюсь над тобой, прикасаюсь ко лбу, к губам. Закрывают крышку. Удары молотка звучат в тишине. Гроб опускают в могилу, я бросаю туда белую розу и отворачиваюсь. Теперь надо будет жить без тебя…»

В. Осипов: «После того как все простились с Высоцким, Петя Семенихин, бригадир хоздвора, забивает гроб, подносим к могиле и без сучка, без задоринки опускаем. Вот и все…»

Н. Мыриков (замначальника ГУВД Москвы, руководитель штаба по проведению похорон): «Когда могилу засыпали и родственники уехали, мы стали пускать людей к могиле. Целый день — часов восемь подряд — шла вереница людей. И все клали, клали венки — гора из них выросла на два метра от земли…

Похороны прошли без эксцессов. Ни драк, ни антисоветчины. Только несколько человек увезли в больницу с солнечными ударами — день был жаркий…»