Виктор Прудников - Катуков против Гудериана

17 ноября противник бросил в бой до двух пехотных полков с танками и занял села Матренино, Язвище и Горюны. В этом районе группа Бурды оказалась окруженной. Выходила она ночью через Горюны. Пробивая путь мотострелкам, танки подрывались на минах, попадали под огонь противотанковых орудий. К концу атаки ни одной целой машины не осталось в строю. И все же, пройдя через кромешный ад, группа Бурды вышла из окружения и присоединилась к основным силам бригады.

Последующие дни были еще более тяжелыми и напряженными. По приказу штаба армии приходилось распылять силы, передавать отдельные группы танков то Доватору, то Панфилову, а на направлении главного удара, по данным разведки, немцы сосредоточили до 200 танков.

— Достанется нам, если вся эта армада ринется на Чисмену, — выразил опасение Катуков, просматривая вместе с Кульвинским донесения разведчиков.

— Может, помощи попросить у командарма? — предложил начальник штаба.

— Откуда Рокоссовский сейчас возьмет резервы, — разочарованно произнес Катуков. — Батальон пограничников под командованием капитана Самойленко — это, кажется, все, что он мог дать. О новых танках приходится только мечтать. Будем отбиваться тем, что имеем.

Враг наседал, каждая атака ему дорого обходилась, но таяли силы и танковой бригады. Едва было восстановлено положение в районе села Гряды, как на КП появился связной от генерала Панфилова. Иван Васильевич сообщал, что немцы заняли села Шишкино, Ченцы и Лысцово, угрожают его штабу. Просил срочно оказать помощь танками.

На этот раз к Панфилову ушла группа старшего лейтенанта Лавриненко. Она имела в своем составе три танка «Т–34» и три «БТ–7». Это все, что удалось наскрести под руками.

Прикрывая отход штаба Панфилова, Лавриненко вступил в бой с 18 немецкими танками. Численное превосходство явное, но оно не испугало танкиста. В этой дуэли немцы потеряли 7 танков, остальные, не выдержав боя, повернули обратно и скрылись в глубине леса. Но и четыре наши машины остались на колхозном поле в надежде, что службам Дынера удастся их отбуксировать на СПАМ.

Оставив экипаж танка «БТ–7» под командованием Маликова для охраны штаба 316–й стрелковой дивизии, Лавриненко снова ринулся в бой. Став в засаду, он расстрелял еще 7 вражеских машин, задержав немецкую колонну на несколько часов. Тем временем стрелковая дивизия отошла на новые позиции, ее штаб разместился в деревне Гусенево.

Успешно дрались катуковцы и на волоколамском направлении. В храбрости и мужестве им не уступали пехотинцы Панфилова и конники Доватора. В эти дни стало известно о беспримерном подвиге у разъезда Дубосеково 28 бойцов—панфиловцев во главе с политруком Василием Клочковым, преградившим путь 50 вражеским танкам, рвавшимся по Волоколамскому шоссе к Москве. Почти все они погибли. Позади Москва, отступать некуда.

17 ноября 1941 года 316–я стрелковая дивизия была награждена орденом Красного Знамени — за стойкость и мужество, проявленные в боях, а на следующий день преобразована в 8–ю гвардейскую стрелковую дивизию.

Катуков поздравил своего соседа генерала Панфилова со знаменательным событием. Генералы виделись всего один раз, но суровое военное время сблизило их и породнило. В разговоре по телефону, в коротких записках, передаваемых через связных, Иван Васильевич благодарил за помощь своими «коробочками», приглашал в дивизию на чай. Но новой встрече не суждено было состояться.

18 ноября на фронте разыгрались драматические события, свидетелем которых стал все тот же Дмитрий Лавриненко. Со своей боевой машиной он находился при штабе 8–й гвардейской стрелковой дивизии. Утром фашистские войска при поддержке двух десятков танков начали окружать Гусенево. Кругом рвались снаряды и мины. Весть о танковой атаке противника Панфилов воспринял спокойно, сразу же направился на КП, чтобы оттуда руководить боем. Рядом разорвалась мина, и генерал, раненный осколком в голову, начал медленно оседать на землю. Не приходя в сознание, Панфилов скончался.

Крик бойца, охранявшего штаб дивизии: «Генерала убили!» — вывел Лавриненко из оцепенения, подбежав к танку, он приказал механику—водителю заводить мотор. «Тридцатьчетверка» рванулась навстречу врагу. Времени на размышление и поиск удобной позиции у Лавриненко не было. С ходу, на большой скорости, экипаж открыл огонь. Последовало семь выстрелов, и 7 фашистских танков запылали яркими факелами. Производя очередной выстрел, командир повторял:

— Это вам за Панфилова!

Надо было уходить, но не таков Лавриненко, чтобы пасовать перед врагом. Возбужденный накалом боя, он горел одним желанием — мстить. Опомнившись, немецкие танкисты увидели, что перед ними — единственная машина, сосредоточили на ней ураганный огонь. Раздался оглушительный взрыв — прямое попадание в борт. Погибли боевые товарищи Лавриненко — механик—водитель Бедный и радист Шаров. Контуженные командир и башенный стрелок Федотов, выбравшись через нижний люк, ушли в сторону леса…

Трагическая весть о гибели генерала Панфилова облетела дивизию, пришла она и в бригаду Катукова.

— Каких людей теряет армия! — сокрушался Михаил Ефимович. — Ему бы воевать да воевать…

В двадцатых числах ноября 1–я гвардейская танковая бригада прикрывала отход 16–й армии. Враг бросался на Чисмену то с запада, то с севера, иногда его передовые части оказывались в нашем тылу, и тогда все службы — штабные работники, снабженцы, ремонтники — брались за оружие.

Сдерживать врага становилось все труднее. Отошли соседи — 8–я гвардейская стрелковая дивизия, 3–й кавалерийский корпус Доватора, только 1–я гвардейская танковая бригада оставалась в Чисмене. Несколько раз немецкие войска пытались окружить бригаду Катукова, но она отбивалась из последних сил. Наконец получен приказ штаба 16–й армии отойти в район Ново—Петровского. Этот переход стал тяжелейшим испытанием для танкистов.

«Приказ на отход поступил в разгар боев, — вспоминал комиссар М.Ф. Бойко. — Фашисты, сжимая кольцо окружения, стремились во что бы то ни стало перерезать все пути, связывающие бригаду с внешним миром. К вечеру 16 ноября их танки с десантом автоматчиков перехватили шоссе. Оставалась единственная отдушина — на северо—восток. Но что это за отдушина?

Край непроходимых лесов и болот, пробиваться через дикие места — значит увязнуть в трясинах, захлебнуться в болотах, застрять в лесной чащобе. Все равно гибель! Все равно смерть! Так, по крайней мере, думали фашисты. Поэтому они даже не позаботились выставить более или менее надежный заслон на этом направлении. По—иному смотрел на все это Катуков.

— Путь на северо—восток через леса и топи — наше спасение, фашисты как черт ладана боятся леса, тем более такого, как этот, — говорил он товарищам. — В лесном бою они чувствуют себя не очень уверенно, ориентируются неважно… А нам что? Мы у себя дома. Лес нам не страшен. Наши разведчики давно все его уголки прощупали, обходные тропинки нашли. Продеремся». [62] Рафтопулло А. Указ. соч. С. 81–82.