Альфред Кох - Ящик водки

– Из-за этого?

– Ей там плохо одной было, тоскливо, город чужой, в тот момент стал грязный, после того как башни рухнули…

– Просто одиноко или на нее так это подействовало?

– Подействовало, конечно.

– Вот я, кстати, думал… Представим себе войну, катаклизм, жуткую какую-то катастрофу. И представим себе, что некто встречает эту ситуацию в эмиграции, где он живет один. Он вообще ни хера там не поймет. И он себя будет чувствовать значительно хуже туземцев.

– Конечно.

– Так что в целом лучше жить на родине.

– Ой, ну конечно, лучше на родине. Но только вот родина не шибко нас любит.

– Ну а что, я сам живу в эмиграции уже 20 лет… С тех пор как покинул Украину.

– Водки нам принесите. ( Это официанту. )

– Минздрав предупреждает, Алик. Шучу, шучу! Последнюю главу книги мы надиктовываем честно, по классической схеме – водочка, грибочки… Все как у людей. Русская тема, родная. А то ведь, надо признать, были у нас отступления от генеральной линии. Иные главы на такую трезвую голову надиктовывались, что прям стыдно даже перед читателями…

– Давай. ( Поднимает рюмку. )

– Ну, за последний том – за успех! ( Выпили. ) Да, мы два эмигранта фактически…

– Условно говоря, я не виноват, что родился в Казахстане. Видимо, по проекту предполагалось, что я должен государству «хайль» говорить, но товарищ Сталин рассудил иначе, поэтому я получился как бы родившийся за границей.

– Я с вашим братом, с этническими немцами, немало выпил. Когда там учился. А потом еще съездил с немцами русскими в Германию, по линии Союза журналистов, в 89-м. Там были все немцы – кроме меня. Они там были с Алтая, с Поволжья… Там нам объяснили профессора, на уроках языка, что этот вот язык законсервирован на уровне XVIII века. И более новых слов, которые позже возникли, наши немцы просто не знают.

– Вот у меня тетка, которая отцова сестра…

– …как мы знаем из предыдущих томов…

– …она по-русски плохо говорила. С сильным немецким акцентом она говорила по-русски, с этим характерным придыханием.

– Аналогичный случай был с Набоковым – помнишь?

– Нет.

– Ну, когда его отец, отвлекшись от государственных дел в Думе…

– …где он руководил кадетами.

– Угу. Решил проверить успехи ребенка в учебе. Напиши-ка, говорит, я подиктую. А тот писать не умеет, он по-русски понимал только слова типа «какао». Папаша в ярости. Как так, мальчик неграмотный! Ему объясняют, что мальчик прекрасно читает и пишет – правда, по-английски. А по-русски – ни хера, русский у него только устный. И Набоков-старший немедленно изменил направление воспитания.

– Скажи мне, пожалуйста, Набоков-старший ведь был очень богат.

– Да.

– А причина богатства в чем состояла? Помещик он был или кто? Он же вроде был разночинцем. Они же не дворяне были или дворяне?

– Мамаша писателя была в девичестве Рукавишникова.

– А! Купцы они были.

– Саша Рукавишников [33]сомневался, а точно ли это его родственница породнилась с Набоковыми, – но потом Филипп, Сашин сын, отыскал доказательства.

– Ну у нее понятно, откуда бабки. А у него откуда?

– Не знаю. Ну как – женился…

– Он кто по профессии был – адвокат? Я не помню.

– Я и сам не знаю, надо поднять. И вот с немцами поехал я тогда на их историческую родину. И там, на уроке мы разбираем слово bumsen, то бишьбуквально «трахаться». И выясняется, что наши немцы его в таком значении не понимают. У них только старое значение bumsen, типа приблизительно «пихать», «двигать». Там, конечно, смеху было по этому поводу! И один немец из нашей группы оказался, ты будешь смеяться, пидарас. И он не нашел ничего лучшего, как ко мне приставать.

– Видимо, он нашел что-то в тебе такое… Почему-то он решил, что именно ты… Ха-ха!

– Может, он просто из-за моей красоты? Тебе не приходило такое в голову?

– Нет, ты меня как красавец не привлекаешь.

– И слава Богу…

– Вот если серьезно, то я могу тебе сказать, что, когда в Москве в 99-м году взрывали дома, да и после, и, конечно, Беслан, во мне это отзывалось сильнее, чем когда World Trade Center взорвали. Хотя потери там были в 10 раз больше и Нью-Йорк тоже не чужой мне город – тем не менее… Знаешь, в нью-йоркской трагедии был какой-то элемент голливудской постановки. В то время как во взрыве этих домов в Москве все было такое неприкрашенное, сиротское, тоскливое… У меня много знакомых работает в самом центре Нижнего Манхэттена. Тем не менее. Вот что я тебе скажу. Там самое большое количество денег на квадратный метр в мире. Эти люди постоянно совершают миллиардные сделки, там фактически решаются судьбы целых стран и континентов. И у людей, которые там работают – даже клерков, – некий такой имидж обладателей безграничных ресурсов. И вот это вот и есть логово глобализма, американского империализма и прочей разной херни. И вызов арабских террористов, которых, безусловно, я никак не оправдываю, – он таким людям и адресован.

– В отличие от жителей бедных домов в Печатниках.

– Совершенно верно! С Нью-Йорком это выглядело более или менее логично. Американцы типа захватили полмира, пытаются навязать остальным свой образ жизни, даже тем, кто не хочет этот образ жизни принимать. И вот по этому террористы взрывают Уоллстрит, взрывают Пентагон и так далее.

– А наш Trade Center на Краснопресненской набережной стоит.

– Стоит. А взорвали дом на окраине. Вот знаешь, этих людей на улице Гурьянова или на Каширке, в Волгодонске или Буйнакске, я уж не говорю про бесланских детей, спроси, нужна им война в Чечне? Они тебе ответят – нет. Зачем их убивать? Вот это вот меня поражает… И, блядь, бесит! Ну взорвите, суки, Министерство обороны, храбрые джигиты и джигитки! Что, слабо? Так нет, бедных нищих людей убили и ходят героями, отомстили… Кому отомстили, гниды?

– А как тебе эта версия, что самолеты врезались утром, когда в офисах были только негритянки и пуэрто-риканские уборщицы, что дома эти давно планировали сносить, но это было дорого и так далее. И что нужна была какая-то вспышка чего-то, повод для того, чтобы захватить новые нефтяные районы… Как тебе эта версия?

– Я это отлично понимаю. Но тем не менее эти террористы реально шли за мусульманское дело.

– А, их втемную использовали. На слюнтявку развели.

– Да. А развели их страховщики, те, кто эти дома застраховал. Шутка!

– Через подставных лиц. Да, да! То есть ты не исключаешь этого?

– Ну а что с того? После любого теракта, когда его версия официально озвучивается властями, появляется симметричная версия, что сами власти это и устроили. Это неизбежный вариант. А побеждает не та версия, которая ближе к истине, а та, в которую больше народ верит. Если, допустим, народ доверяет правительству, то он больше верит, что взорвали чечены. А если народ правительству не верит, то, что бы ему правительство ни говорило, – все равно в голове будет сидеть, что все взорвали чекисты. Вот приведу тебе пример действия такого механизма. Мы все знаем, что не Путин начал вторую чеченскую войну, что ее начали чечены. Но поскольку к средствам массовой информации доверие сейчас снижается – ну понятно, ведь средства массовой информации контролируются государством, – эффективность промывания мозгов снижается. И смысл захвата тотального контроля над СМИ исчезает. То есть они думали, что захватывают машину для промывания мозгов, – а когда захватили, она тут же перестала быть машиной для промывания мозгов. И вот сейчас любого разбуди: кто начал чеченскую войну? Путин. Да-да-да! В массовом сознании это именно так. Потому что доверие к СМИ равно нулю.