Андрей Васильченко - Сексуальный миф Третьего Рейха

Таким образом, «Директивы» представляли собой временный компромисс между воззрениями «идеологов» и «прагматиков» в руководстве нацистской Германии на задачи женской «Трудовой повинности». В то время как первые видели в этой организации прежде всего воспитательное, идеологическое учреждение, вторые стремились превратить ДФАД в инструмент регулирования социальных и экономических процессов.

Фриц Заукель, в свое время издал приказ, что беременные девушки освобождались от трудовой повинности. Многие из них использовали это как прекрасный повод, чтобы избежать этого бесплатного, почти каторжного труда. Появилось даже целое поколение немцев, которых именовали не иначе как «дети Заукеля».

В январе 1939 года сотрудница Национал-социалистического женского союза Буреш-Рибе опубликовала в официальном печатном органе НСДАП «Фёлькише беобахтер» статью, посвященную женскому труду. В ней говорилось: «В силу ряда обстоятельств наша промышленность откатывается назад. Выход может быть найден только в женской занятости. Уже очевидны признаки того, что целые отрасли, еще недавно являвшиеся уделом мужчин, могут быть заняты женщинами. В настоящий момент очень трудно предсказать, насколько будет велик спрос на женский труд в последующие десятилетия». Эта достаточно трезвая оценка. Ее можно охарактеризовать как констатацию тщетности идеологических намерений нацистов. Роль женщины в тогдашних экономических условиях нельзя было принижать. «Половая революция» нацистов, широко поддержанная крупными землевладельцами и представителями средних слоев, закончилась крахом. Высокопарное прославление крестьянского труда и деревенской женщины не было в состоянии положить конец бегству населения с села и неуклонной урбанизации Германии. Нацисты оставили нетронутым право женщин на участие в голосовании. Зачем? Все равно ликующие толпы голосовали так, как надо. Исход выборов был всегда известен заранее. Не соблюдалась и квота на обучение девушек в университетах. Нацистская пропаганда могла разве что повлиять на выбор будущих профессий, хотя и здесь было не все гладко. Доля девушек, изучавших политические и юридические науки, сократилась с 10,2 % (1932 год) до 8,3 % (1939 год). Женщины не могли стать судьями и поверенными. Они могли занимать только мелкие юридические должности в некоторых государственных конторах и министерствах. Как ни странно, но сократилось число девушек, поступавших на медицинские факультеты. При этом количество женщин-докторов значительно выросло. Небольшое снижение мы могли увидеть на факультетах искусства. Но вместе с тем очень быстро росло число девушек, обучавшихся на фармацевтических факультетах (в 1939 году их доля составила 38,5 %). На физкультурных и журналистских факультетах их доля оставила соответственно – 52,2 % и 27,9 %. Девушки, уступив идеологическому давлению нацистов, предпочитали идти туда, где открывался путь к легкой и быстрой карьере.

Вопреки громким заявлениям нацистских пропагандистов женская занятость очень быстро расширялась. Впрочем, почти нигде они не занимали руководящих постов. Теперь к социальной и политической эксплуатации женщин добавилась еще и экономическая.

Годы войны показали тщетность нацистов сформировать новую, истинно германскую женственность. В мае 1941 года Гитлер издал декрет, согласно которому миллионы женщин должны были заменить мужчин, ушедших на фронт. Человек, который еще недавно утверждал, что не собирался создавать никаких женских батальонов, направил женщин на самый тяжелый ручной труд по производству боеприпасов.

Еще в 1931 году нацистский журналист Фриц фон Унрух писал: «Для того, чтобы женщина стала тем, для чего предназначена природой – немецкой матерью, – требуется минимум интеллекта и максимум физических данных».

В государственной концепции Гитлера женское воспитание имело только одну установку – вырастить будущую мать. Очень ловко он свел программу женского национал-социалистического движения только к рождению ребенка. Институт брака имел только одну официальную функцию – репродуктивную. Любые взаимоотношения полов рассматривались лишь с биологической точки зрения. В идеале они сводились к максимально раннему спариванию наиболее активных мужичин со здоровыми девушками, что должно было стать гарантом сохранения и процветания арийской расы.

В подобной биологической программе можно выделить два аспекта: количество и качество. Расовые качества потомства были настолько значимы, что сугубо идеологические требования отступали на второе место. Любая биологическая схема размножения автоматически предполагает наличие селекции: обора наиболее ценных детей. Целью подобного селекционного процесса должно было стать появление истинной арийской расы, являющейся идеальным воплощением немецкого человека. Элитарные поборники мистических идей вроде Гиммлера и Вальтера Дарре видели в появлении нового человека биологическую завершенность германского вида. Но для селекции лучших «образцов» требовался и обратный процесс – «выбраковка неполноценных». Чтобы облегчить воплощение в жизнь этой установки, общество нуждалось в неком расовом противовесе – образе воплощенного зла, которое должно было сцементировать немецкое общество, обеспечить ему выход зоологической агрессии и позволить чувствовать себя высшим порождением человечества. С тактической точки зрения селекция идеального человека была не столь простой, как могло показаться на первый взгляд. Во-первых, она противоречила установке тоталитарного строя о единстве народного сообщества. Впрочем, единство сообщества интересовало Гитлера постольку-поскольку. В первую очередь его волновала собственная неограниченная власть. Для дальнейшего укрепления собственного могущества ему требовалась человеческая масса, готовая повиноваться и служить ему. Но в таком случае общая демографическая политика имела приоритет над селекцией идеального германского типа. Гитлер прекрасно понимал это. Может быть, именно поэтому в 1935 году на празднике урожая на горе Бюкенберг он произнес свою знаменитую фразу о том, что благодарит сотни тысяч женщин за особой урожай, особый подарок, который они принесли ему, – сотни тысяч младенцев. В 1936 году на съезде партии он вновь повторил эту мысль: «Рождение ребенка является личным подарком фюреру». Режим взял прочный курс на повышение рождаемости и способствовал этому не только при помощи почетных наград, идеологической обработки, но подключая финансовые стимулы.

Уже в июне 1933 года новое нацистское правительство стало выдавать молодоженам особые кредиты. Это была беспроцентная ссуда в 1000 марок. Довольно приличная сумма – платяной шкаф из ореха стоил в 1933 году 30 марок, свинина – 50 пфеннигов за полкило, ореховый спальный гарнитур – 300 марок, дом на семью – 6800 марок, четырехдверный автомобиль «Ситроен» – 3550 марок, а промышленный рабочий получал около 120 марок в месяц. Одним из условий получения подобной ссуды была необходимость ухода невесты с постоянного места работы. Фактически кредиты предоставлялись только домохозяйкам. Но это было не только средство для борьбы с безработицей, так как многие девушки освобождали рабочие места. Это было эффективным средством для осуществления демографической политики. После рождения ребенка из этого кредита вычиталось 250 марок. То есть после рождения четырех детей молодая семья вообще могла ничего не возвращать государству. Эти цифры показательны, так как они еще раз подтверждают, что нацистское руководство считало оптимальным наличие четырех детей в каждой семье. Неудивительно, что нацистам очень быстро удалось ликвидировать безработицу в стране и исправить демографическую ситуацию. В 1933–1937 годах 700 тысяч пар (25 % от вступивших в брак) получили брачное пособие. Среди тех, кому было отказано, преобладали душевно или физически нездоровые пары. С 3 ноября 1937 года ссуда в 1000 марок предоставлялась молодоженам в форме купонов, по которым различные фирмы выдавали мебель и домашнюю утварь. К 1938 году правительство предоставило более одного миллиона супружеских ссуд на общую сумму 650 миллионов марок. Эта форма вспомоществования оказалась настолько популярной, что в определенный момент возникли финансовые трудности. К 1939 году ссуды стали составлять 500 марок. Но при этом правительство доплачивало матери единовременное пособие с 125 марок за рождение каждого ребенка. Финансировалась эта программа за счет специального налога на холостых; замужним женщинам, проработавшим в социальной организации под названием «женская служба», долг целиком списывался.