Сергей Крамаренко - Против «мессеров» и «сейбров»

Ночные полеты в Западной Грузии имеют свои особенности. Колхида – это узкая долина, по трем ее сторонам возвышаются горы, с четвертой расстилается море. В безоблачную ночь летать просто. Внизу цепочка огней со скоплением их в городах и поселках, снижаться можно только здесь. По бокам горы – там чернота. Выше 7000 метров летать безопасно – горы ниже. Поэтому мы придерживались строгих правил выполнения ночных полетов: набирали высоту тысяч пять в районе аэродрома, а затем уходили на маршрут – обычно на запад с постепенным набором высоты выше 7000 метров, а уже затем разворачивались на север и восток. Приход на аэродром со снижением до 1000 метров мы осуществляли строго с запада, и лишь выйдя на аэродром, визуально летчик спускался на высоту 500 метров и заходил на посадку. Примерно так же мы летали и в сложных метеоусловиях. Заход и пробитие облаков во всех случаях осуществлялись с запада, со стороны моря.

Я так подробно описываю это потому, что после моего отъезда из полка новый командир изменил этот порядок и стал практиковать построение захода на посадку, как в равнинной местности, где летчик пробивает облака вниз до высоты 200 метров, выходит на этой высоте на дальний привод в 4 км от посадочной полосы и с ходу производит посадку. В результате два летчика при заходе на посадку в облаках сразу разбились. Они неточно выдержали время после привода и ушли дальше от аэродрома, чем это нужно, а руководитель полетов, к несчастью, перепутал самолеты и подавал команды на снижение дальнему летчику, ориентируясь по данным локатора, показывавшего местонахождение ближнего самолета.

Принятые нами меры предосторожности позволили летчикам двух эскадрилий полка успешно освоить полеты ночью в простых и сложных метеоусловиях. Затем мы переключили на ночные полеты и третью эскадрилью – молодых летчиков. Здесь было гораздо труднее, поскольку эти летчики имели меньший налет и недостаточный опыт. Поэтому приходилось постоянно следить за местоположением каждого самолета и в необходимых случаях подсказывать или давать необходимые команды. Тем не менее однажды мы лишь случайно избежали летного происшествия. Один из молодых летчиков, узбек по национальности, вылетел ночью в зону для отработки техники пилотирования. Зона находилась на севере от аэродрома. Выполнив задание, летчик доложил об этом и попросил разрешения выйти на привод на высоте 7000 метров. Руководитель полетов разрешил. Я же в это время находился на командном пункте, который также контролировал движение самолетов в районе аэродрома. Вдруг дежурный штурман докладывает мне, что какой-то самолет уходит от аэродрома в сторону турецкой границы. Я быстро запрашиваю руководителя полетов, сколько в воздухе наших самолетов и где они находятся. Получаю ответ, что в воздухе три самолета: один на кругу заходит на посадку, другой в зоне западнее аэродрома, третий возвращается из северной зоны на аэродром.

Вместе мы быстро прикидываем курс третьего самолета. Видимо, он проскочил аэродром, уходит на юг и уже подходит к турецкой границе. Штурман КП быстро дает ему команду: «Немедленно разворот на 180°!», но летчик упрямится: «Иду точно на привод». Мне приходится дать уже своим позывным повторную команду и потребовать запросить «Прибой» (курс на аэродром) у пеленгатора. После этого слышу: «Прибой» дали 360°, разворачиваюсь на аэродром». К сожалению, эти переговоры заняли несколько минут, и летчик оказался над турецкой территорией. Радиолокационные станции нашей ПВО засекли нарушение границы и доложили в Москву. В результате приказ главнокомандующего войсками ПВО и выговор мне за плохую организацию полетов и слабый контроль за летным составом... Хотя это было и неприятно, но я успокаивал себя, что самого страшного не случилось: и летчик жив, и самолет цел, – а какой же командир без выговора, тем более справедливого?!

Жизнь продолжалась своим чередом. Приближался новый, 1961 год. В одну из ноябрьских ночей меня разбудили вой автомобильных сирен и стрельба. Поняв, что происходит что-то необычное, я звоню начальнику штаба, но тот тоже не понимает, что происходит в городе. Тогда звоню секретарю райкома:

– Сергей Александрович, в городе стрельба, машины носятся, что случилось?

В ответ:

– Дорогой Серго, не волнуйся, в городе свадьба, молодые гуляют, такой наш обычай!

В ночь встречи Нового года весь город был иллюминирован. Тысячи хлопушек, ракет, почти из каждого дома выбегал хозяин и стрелял в воздух! Мы же, зная теперь местные обычаи, спокойно сидели за праздничными столами и поднимали бокалы и стаканы за Новый год.

Чуть ли не на следующий день пришлось разбирать новый инцидент. Приходит командир одной из эскадрилий и сообщает, что его летчик (между прочим, хороший командир звена!) прогнал жену и хочет с ней разводиться. Неприятно, но надо улаживать. Замполит в отпуске – пришлось вмешаться самому. Оказывается, ревнивый муж обиделся на застольный тост своего приятеля, тоже командира звена, неженатого грузина, произнесенный в честь его жены: «Пью за твое здоровье, будь всегда такая сладкая, как этот пирог!» Они, конечно, помирились, но я все-таки выругал комэска: «Что же вы ничего сделать не можете, пора научиться!».

Жизнь в Грузии имеет свои хорошие стороны, свои прелести. Очень красивая природа, кругом пальмы, и очень приятный гостеприимный народ. Неподалеку от нашего городка располагался всемирно известный курорт Цхалтубо с его замечательными радоновыми источниками. От курорта в соседний Кутаиси вела прямая как стрела, широкая асфальтированная дорога: ее построили за месяц по приказанию тогдашнего секретаря ЦК Компартии Грузии Лаврентия Берии. После постройки дороги добраться из Кутаиси в Цхалтубо стало возможно за полчаса.

От постоянного напряжения у меня началась бессонница – неудивительно, когда работаешь летом с пяти часов утра до трех часов ночи! Но курорт с его замечательными ваннами быстро восстановил мое здоровье. Между прочим, я даже лежал в той самой мраморной ванне, где когда-то лежал Сталин!

Мне запомнился и следующий эпизод. В конце лечения, выйдя из ванны, я подъехал на своей «Победе» к большому магазину, куда зашел, чтобы купить пару бутылок боржоми. Выхожу и вижу: у машины стоит милиционер. Я понимаю, что что-то нарушил, подхожу и спрашиваю:

– Добрый день, генацвале! Наверно, я что-то нарушил?

– Товарищ полковник (звание полковника я получил в 1960 году), здесь остановка запрещена.

Я удивляюсь:

– Как запрещена? Знака же нет?

– Посмотри вверх.

Я посмотрел, и действительно прямо над машиной висит знак «Остановка запрещена». Делать нечего, говорю:

– Виноват, больше не буду!

Милиционер настаивает: