Уинстон Черчилль - Вторая мировая война. (Часть III, тома 5-6)

Если президент, — добавил он, — думает, что в этом кто-то виноват, то виноваты не столько поляки, сколько русские и обстоятельства".

«Я понимаю, что вы хотите сказать, и именно это и я имел в виду», —ответил Трумэн.

Я тем временем размышлял над этими вопросами и теперь сказал, что нам следует сейчас же пригласить поляков на конференцию. Сталин и президент согласились, и мы решили послать им приглашение.

Поэтому в 3 часа 15 минут дня 24 июля представители временного польского правительства во главе с премьер-министром Берутом прибыли в мой дом на Рингштрассе. Со мной были Иден, сэр Арчибальд и Кларк Керр, наш посол в Москве, и фельдмаршал Александер.

Я начал с того, что напомнил им, что Великобритания вступила в войну из-за того, что на Польшу было совершено нападение и что мы всегда очень интересовались ею, но границы, которые ей сейчас предлагают и на которые она, по-видимому, хочет согласиться, означают, что Германия лишится одной четвертой части пахотных земель, которые она имела в 1937 году. Придется переселить восемь или девять миллионов человек, и такое массовое переселение людей не только возмутит западнодемократические страны, но поставит под угрозу самую английскую зону Германии, где мы должны содержать людей, нашедших там убежище. В результате окажется, что поляки и русские будут иметь продовольствие и топливо, а у нас будут голодные рты, нетопленые очаги. Мы будем возражать против такого раздела, и мы убеждены, что полякам так же опасно двигаться слишком далеко на запад, подобно тому как они когда-то двигались слишком далеко на восток.

Я сказал им, что нас беспокоят и другие вопросы. Для того чтобы успокоить английскую общественность относительно Польши, выборы должны быть действительно свободными и нестесненными и все главные демократические партии должны получить полную возможность участвовать в них и провозгласить свои программы. Каково определение демократических партий? Я не считаю, что только коммунисты — демократы. Очень легко называть всех, кто не является коммунистом, фашистскими чудовищами. Но между двумя этими крайностями находятся великие могучие силы, не являющиеся ни коммунистическими, ни фашистскими и не желающие быть ни теми, ни другими. Польша должна допустить как можно больше этих умеренных элементов в свою политическую жизнь, вместо того чтобы осуждать всех, кто не подходит под предумышленные определения экстремистов.

При нынешнем хаотическом состоянии Европы всякий, у кого есть сила, может нанести удар своим противникам и осудить их, но единственным результатом этого будет изгнание умеренных элементов из политической жизни. Нацию составляют различные элементы. Может ли Польша допустить разобщенность в своей стране? Она должна стремиться к возможно более широкому единству и к сотрудничеству с западными так же, как и со своими русскими друзьями. Так, например, христианско-демократическая партия и все те члены национально-демократической партии, которые активно не сотрудничали с врагом, должны принять участие в выборах. Мы должны также ожидать полной свободы печати и возможности для нашего посольства наблюдать и сообщать все, что будет происходить перед выборами и во время выборов. Только при наличии терпимости и даже при наличии время от времени взаимного прощения Польша может сохранить уважение и поддержку западных демократических стран и особенно Великобритании, которая может кое-что дать и кое в чем отказать.

Берут возразил, что Великобритания совершила бы грубейшую ошибку, если бы, вступив в войну ради Польши, она теперь не проявила понимания ее требований. Эти требования скромные и учитывают необходимость установить мир в Европе. Польша просит не более того, что она потеряла. Придется переселить лишь полтора миллиона немцев (включая тех, которые находятся в Восточной Пруссии). Это все немцы, которые остались. Для того чтобы расселить четыре миллиона поляков с территории восточнее линии Керзона, а также около трех миллионов, которые возвратятся на родину из-за границы, нужны земли, и даже тогда у Польши будет меньшая территория, чем до войны. Она лишилась богатых сельскохозяйственных угодий в районе Вильно, ценных лесных массивов (а у нее всегда не хватало леса) и нефтепромыслов Галиции. До войны около 800 тысяч польских сельскохозяйственных рабочих обычно отправлялись на сезонные работы в Восточную Германию. Большинство населения районов, на которые претендует Польша, в особенности Силезии, — поляки, хотя и предпринимались попытки онемечить это население. Эти территории исторически польские, и в Восточной Пруссии, в районе Мазовии, до сих пор сохранилось значительное польское население.

Я напомнил Беруту, что не возникало никаких споров относительно передачи Польше Восточной Пруссии, южнее и западнее Кенигсберга, но он настаивал, что Германия, проигравшая войну, утратит всего 18 процентов всей территории, в то время как Польша лишится 20 процентов. Перед войной Польша была настолько густо населена (плотность ее населения составляла примерно 83 человека на квадратный километр), что многим полякам пришлось эмигрировать. Поляки просят лишь, чтобы их требования были тщательно рассмотрены. Предлагаемая ими граница представляет собой самую короткую линию между Польшей и Германией. Она даст Польше справедливую компенсацию за ее потери и за ее содействие победе союзников, и поляки надеются, что англичане захотят исправить причиненное им зло.

Я напомнил ему, что до сих пор мы не могли сами установить, что происходит в Польше, поскольку она была закрытым районом. Нельзя ли нам направить в Польшу своих людей, которым была бы предоставлена полная свобода передвижения, чтобы они могли сообщить нам о том, что там происходит? Я высказался за полную компенсацию его страны, но я предостерег его, что поляки не правы, требуя слишком многого.

Этой завершающей конференцией трех держав было суждено создать разброд. Я не пытался описывать здесь все проблемы, которые были поставлены, но не были решены на наших заседаниях. Я ограничился лишь тем, что рассказал, насколько мне было это известно в то время, об атомной бомбе и обрисовал тягостную проблему германо-польских границ.

Мне остается упомянуть лишь о некоторых приемах и личных встречах, которые несколько разнообразили мрачную атмосферу споров. Каждая из трех делегаций устраивала приемы для двух других. Первыми устроили такой прием Соединенные Штаты. Когда очередь дошла до меня, я предложил тост за «лидера оппозиции», «кем бы он ни был», — добавил я. Эттли и всех присутствовавших это очень позабавило. Обед, который дала советская делегация, также прошел в приятной обстановке, и после него был устроен прекрасный концерт, на котором выступали ведущие русские артисты, и прием так затянулся, что я потихоньку улизнул.