Владимир Лазарис - Три женщины

Находясь в лагере, Кнут не мог заботиться о детях, и члены «Алият ха-Ноар» [599] Алият ха~Ноар (ивр.) — молодежная репатриация. Здесь — операция по спасению еврейской молодежи и в первую очередь детей от нацистской угрозы. После Второй мировой войны — движение за репатриацию еврейской молодежи в Израиль. устроили их в крестьянские семьи за определенную плату, которая, правда, не помешала хозяйке дома колотить Эли и заставлять делать тяжелую работу.

У Йоси остались более приятные воспоминания о швейцарской семье, где его называли Жози:

«Детей у них было человек десять. Помню, был какой-то христианский праздник, когда положено запекать в пирог маленький оловянный башмачок и помечать кусок, где он спрятан, чтоб легче было найти. Кто-то из детей хотел взять этот кусок, так мать сказала: „Не трогай, оставь для Жози“» [600] «Детей у них… оставь для Жози» — из интервью, взятого автором у Йоси Кнута. .

Дети Ариадны были в безопасности, чего никак нельзя было сказать о ней самой. Она перевозила детей, оружие, фальшивые документы, деньги, принимала присягу новых членов ЕА, подыскивала явочные квартиры.

По дороге на очередное задание в Перпиньяне она встретилась со своей сестрой Мариной и с дядей Борей Шлецером.

«Она, видно, была захвачена подпольной деятельностью, — вспоминал Шлецер, — которой отдалась всем сердцем. Складывалось впечатление, что она нашла свое истинное призвание и поглощена настолько, что возникал вопрос, как ей удастся снова привыкнуть к нормальной жизни без опасностей, в которых она себя чувствует как рыба в воде» [601] «Она, видно… как рыба в воде» — из письма Бориса Шлецера директору Международного балетного архива Пьеру Тугалю, 2.4.1945 (архив Полонского). .

А Бахрах нашел ключ к пониманию характера Ариадны: «Если ей не удалось „повелевать“, как ей мечталось, то тогда сразу же скачок в противоположность — подчиняться, подчиняться до потери своей воли, потерять свое „я“. Конспирация, какая-то двойная жизнь с постоянной угрозой — днем и ночью, сегодня и завтра — стали ее привычной стихией» [602] «Если ей… привычной стихией» — А. Бахрах, стр. 133. .

В начале 1944 года объединенное командование ЕА решило сформировать свой отдельный еврейский легион, который сражался бы в рядах союзных войск за освобождение Франции. Для этого нужно было установить связь с Лондоном.

Первая весточка о возможности установить такую связь поступила от командира отряда ЕА в Ницце Анри Пурилеса. Он встретился с русским эмигрантом по фамилии Роговский [603] Роговский Евгений Францевич (?-1951) — предприниматель, основатель Дома для русских эмигрантов на юге Франции. , который был знаком с Кнутом. Роговский сказал, что у него есть приятельница, готовая помочь. Этой приятельницей оказалась подруга Кнута еще с 20-х годов Лидочка Червинская.

Получив разрешение от ЕА, Пурилес договорился с Червинской о встрече в Марселе в ресторане отеля «Терминюс» и пришел туда с Роговским, а Червинская — со своим другом Шарлем Порелем, которого отрекомендовала как журналиста-антифашиста, связанного с английской разведкой.

Порель пообещал передать просьбу ЕА в Лондон. Он расспрашивал Пурилеса, в самом ли деле тот — командир ЕА, потому что Лондон имеет дело только с командирами, заверил, что ЕА будет обеспечена оружием, и назначил дату следующей встречи в Париже.

Вместе с Пурилесом в Париж послали военного инструктора ЕА Жака Лазарюса.

Переговоры касались трех пунктов: отправка делегации ЕА в Лондон, получение необходимого оружия и выработка плана совместных действий в Париже.

Получив отчет Пурилеса, командование ЕА решило подписать соглашение о сотрудничестве с английской разведкой и с этой целью направить в Лондон делегацию в составе Жака Лазарюса и члена ЕА раввина Рене Капеля.

17 июля 1944 года, перед отлетом в Лондон, Капель и Лазарюс пришли в кафе на площади Комеди Франсэз, где их ждал Порель, представивший им сопровождающего — симпатичного, хорошо одетого француза Жака Рамона. Капель, Лазарюс и Рамон сели в метро, вышли через несколько станций и направились к большой черной автомашине, которая должна была отвезти их в аэропорт.

Капель и Лазарюс сели сзади, Рамон — рядом с водителем. Не успели они проехать и трехсот метров, как Рамон, резко повернувшись, выхватил пистолет и крикнул: «Руки вверх!»

Машина с наглухо задраенными дверцами помчалась на бешеной скорости по Парижу, и через полчаса двух арестованных доставили на улицу Ля Помп, 180, где в застенках гестапо хозяйничал охотник на подпольщиков Фридрих Бергер. На следующий день туда же привезли Анри Пурилеса, Ури (Эрнста) Эппенцелера, Мориса Кашу (швейцарского еврея Генриха Гольдшмидта) и еще двадцать два члена парижского отряда ЕА. Морис Кашу умер после тридцати часов беспрерывных пыток, не назвав ни одного имени.

Через месяц Пурилес, Капель, Лазарюс и Эппенцелер оказались в последнем транспорте на Бухенвальд. Вместе с ними там были русская княжна Ольга Голицына и один из богатейших людей Европы, авиаконструктор и родоначальник французской авиации Марсель Блох-Дассо [604] Блох-Дассо Марсель (1892–1986) — французский авиапромышленник. , арестованный правительством Виши за отказ сотрудничать с немцами.

Когда Пурилес, Капель, Лазарюс и Эппенцелер решили бежать, Блох-Дассо заявил, что выдаст их немцам, потому что из-за них убьют всех остальных. Эппенцелер схватил за горло тщедушного «родоначальника» и пообещал придушить, если он посмеет пикнуть. Всем четверым удалось бежать, выломав оконную решетку.

Только после войны, когда Порель был арестован, выяснилось, что он — немец и его настоящее имя — Карл Ребейн. Он был агентом абвера [605] Абвер (нем.) — аббр., немецкая контрразведка. , провалившим парижский отряд ЕА. На допросе Порель показал, что о существовании ЕА узнал от своей любовницы Червинской. Она ему рассказала, что на юге Франции действует группа молодых евреев, которая добывает фальшивые документы и создала службу сбора разведывательной информации. Он послал об этом донесение своему начальству, после чего получил приказ заняться ЕА. Порель также сказал, что платил Червинской семь тысяч франков в месяц из специального фонда абвера.

У командования ЕА не вызывало сомнений, что Червинская сотрудничала с немцами. И действительно, после освобождения Франции ее посадили в тюрьму. Но друживший с ней много лет Кнут не мог поверить, что она — предательница. Уже после войны он сказал Еве, что «с Червинской беда. Ее подозревают в сотрудничестве с немцами, и это — трагическая ошибка, этого не может быть» [606] …«с Червинской… не может быть» — из интервью, взятого автором у Е. Киршнер. . Не поверила в предательство Червинской и Берберова, написавшая Алданову: «Бедная Червинская в тюрьме по сей день!» [607] «Бедная Червинская… по сей день!» — из письма Н. Берберовой М. Алданову от 20.9.1945, ЕВРЗ, 1995, т. 4, стр. 286.