Борис Альтшулер - Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

«19 марта мы проводили собрание выборщиков в ФИАНе. На этот раз участвовали все выборщики – от Питера до Владивостока. На это собрание пришел Сахаров, только что вернувшийся из Америки. Он вошел где-то через полчаса после начала, и был встречен аплодисментами, сел в 3-м или 4-м ряду у прохода и… заснул. Шабад говорил, что он еще не привык к смене дня на ночь. Но вообще-то Сахаров часто засыпал на разных собраниях, иногда даже в президиуме… Перед концом собрания кто-то сказал: “Андрей Дмитриевич, завтра у нас трудный день. Скажите нам что-нибудь”. А. Д. вышел к микрофону и очень будничным голосом: “… Что сказать… То, что я видел на митинге и сейчас… Очень изменилась обстановка, настроения… Раньше было совсем, совсем другое настроение… ” И он неожиданно, с коротким восклицанием “ А! ” взмахнул руками… Мне был так понятен этот его жест, я так почувствовала накопившееся в нем за эти годы ожидание – что когда-нибудь будут вот такие лица, такие слова, такие голоса, что очнутся люди, перестанут бояться… Ожидание – уже как будто невозможного, и вдруг – вот оно…

Накануне голосования выборщиков, 20 марта, все еще в легкой тревоге по поводу возможной отмены выборов, я подходила к Дворцу молодежи. У входа уже было заметно некое шевеление. Митинг не митинг, а пикеты есть. Среди плакатов – один метров 5 длиной – коронный – “Свободу академику Михалевичу, отсидевшему 2 срока в Верховном Совете” (автор – Дмитрий Юрьев). Забегая вперед, скажу, что плакат оказался убийственным: Михалевич получил минимум голосов тем более, что в своем выступлении не нашел ничего лучшего, чем всерьез возмущаться и спорить: “Я не сидел, я работал…” Кроме плакатов висели газеты, юмористические листки, привезенные из институтов…

И вот настал решающей день. В фойе были установлены кабины для голосования. А на стенах появились красивым казенным шрифтом написанные контр-плакаты Президиума: “Нет экстремистам, организаторам бАйкота”. Наши оппоненты начинали брать на вооружение наши методы…

Приехал Сахаров и мгновенно был окружен корреспондентами. Со всех сторон на него были уставлены микрофоны, объективы, телекамеры, все вокруг щелкало и вспыхивало, а он стоял поразительно спокойно, как если бы ничего этого не было, и говорил что-то корреспонденту, будто знакомому, встреченному на улице. Вот он направился к кабине для голосования, оставался там долго (честно всех вычеркивал, отмечали мы с неким удовольствием), а все ждали, когда он выйдет, и снова – щелчки, вспышки.

Легенда: в день голосования академики решили сыграть в тотализатор – сколько человек пройдет из 20 назначенных Пленумом Президиума АН кандидатов. Сахаров молча подошел, послушал, понял, о чем речь, и сделал ставку, назвав число 8. Сахаров оказался точен.

Вечером в опустевшем огромном дворце осталась только счетная комиссия и наша команда. В комнате для подсчета голосов установили большой стол, счетчики сидели за столом, а наши наблюдатели – в смежной комнате, наблюдали через дверь. Приближаться к счетчикам им не полагалось. В числе наблюдателей была Л. Г. Мягченкова. Для нее такие условности никогда препятствием не являлись. Не успел никто оглянуться, как Лида проникла в святая святых и обнаружила в портфеле под столом стопку “белых” бюллетеней. Тут же она стала громогласно разоблачать махинаторов. К такому же выводу пришел и Саша Собянин, он тогда уже начал применять статистику к оценке честности выборов: в одной пачке бюллетеней “белых” оказалось значительно выше среднего.

Сахаров, когда об этом узнал, возмутился: “Что ж вы их за руку не поймали, куда вы годитесь?”

Мы получали сведения по пачкам и взволнованно подсчитывали, прогнозировали, сидя в закутке неподалеку от счетной комнаты. Все шло к тому, что больше половины кандидатов были провалены! И вот, когда уже всем все было ясно, мы продолжали галдеть в том закутке. У нас не было четко выраженного чувства победы – впереди еще было самое главное… Я, правда, помню свое удивление: надо же – добились своего! Неужели это возможно? И тут мимо нас, галдящих, прошел академик Логачев. Не могу забыть его лицо. Глаза несколько навыкате и выражение крайнего удивления, даже в большей степени, чем неприязни. “Вот эти? Эти меня и других членов Президиума провалили?” – было написано на его лице…

Действия Инициативной группы, широкая поддержка в институтах, сочувствие части академического корпуса – привели к выдающемуся успеху. 21 марта в первом туре на 20 мандатов было избрано лишь 8 депутатов, причем избраны были, в основном, кандидаты, наиболее приемлемые с точки зрения научной общественности. Наиболее реакционные представители академической номенклатуры были отвергнуты.

22 марта Избирком АН ушел в отставку, сформирован его новый состав из 80 человек. После этого Президиум АН постановил провести выдвижение кандидатов в депутаты на заседании 6 апреля (реально это произошло 10 апреля), а повторные выборы народных депутатов от Академии назначил на 19–20 апреля. Тогда Сахаров и ряд других “перестроечных” кандидатов были избраны делегатами 1-го Съезда народных депутатов».

БА:

Позже Инициативная группа была преобразована в КИАН – Клуб избирателей Академии наук, который в мае, накануне I Съезда, сыграл важную роль в объединении демократически настроенных депутатов, а после Съезда – в создании Межрегиональной группы депутатов (МГД); см. [29].

Тбилиси, 9 апреля 1989 г.: «Кто отдал приказ?» – вопрос без ответа

БА:

Тема «правоохранители и народ», «силовики и народ» проходит красной нитью через десятилетия истории нашей страны. В том числе события в Тбилиси 9 апреля 1989 г. так жутко перекликаются с задержаниями и избиениями мирных демонстрантов в наши дни. Но есть и отличия – пока еще, к счастью, «в нашу пользу».

Сахаров:

«Я должен рассказать о событиях в Грузии, которые также вошли в нашу судьбу. В первых числах апреля в Тбилиси проходили митинги, поводом для которых послужили требования абхазцев об отделении Абхазии от Грузии (и, по-видимому, переходе в состав РСФСР)… В данном случае наиболее существенно, что проходившие в Тбилиси митинги носили мирный и конституционный характер. Тем не менее они стали объектом необычайной по своей жестокости акции. Хочу также отметить, что, по утверждениям многих, лозунги митингов далеко не сводились к абхазской проблеме и отошли от нее в сторону. Главный тезис свелся к слову “суверенитет” (как нас уверяли, не в смысле выхода Грузии из СССР, а в смысле культурной и экономической независимости). Но даже призыв к выходу из СССР не противоречит Конституции… И вот в ночь на 9 апреля произошли потрясшие весь мир события… Как известно, утром 8 апреля по улицам Тбилиси прошли прибывшие в город накануне ночью воинские части, с танками, в устрашающей боевой форме. Этот парад привел к результату, быть может, противоположному замыслу его устроителей – на площадь вечером вышло более 10 тысяч человек, ранее было менее тысячи. В 4 часа утра войска напали на митингующих, разделили толпу на части и начали экзекуцию. Людей били саперными лопатками по голове и спине, нанося тяжелые рваные раны, были также применены отравляющие вещества. Особенно сильно пострадали девушки, голодавшие “за суверенитет”. При этой акции был убит или получил смертельные повреждения или отравление 21 человек, из них 16 девушек. Среди погибших большинство имели поражение дыхательных путей отравляющими веществами; у двоих, по крайней мере, не было никаких внешних повреждений – таким образом, отравление было единственной причиной их смерти. На предвыборном собрании Академии приехавший в Москву академик Гамкрелидзе спросил меня, согласен ли я принять участие в организованной в Грузии Общественной комиссии по расследованию событий 9 апреля. Я согласился. Вскоре я получил сообщения, что находящиеся в больнице люди объявили голодовку, требуя, чтобы военные назвали, какое отравляющее вещество было против них применено, а также требуя приезда делегации Красного Креста. Я позвонил А. Н. Яковлеву и, рассказав ему об этих требованиях, естественно, спросил, кто распорядился вызвать войска. Яковлев ответил, что войска вызвал Патиашвили, бывший первый секретарь ЦК Грузии, так как он паникер, и что наряду со слезоточивым газом “Черемуха” был применен газ Си-Эс, “неизвестно каким образом попавший из Афганистана”.