Ирэн Шейко - Елена Образцова. Записки в пути. Диалоги [АСТ, 2019]

После окончания съемок Дзеффирелли сказал в беседе с итальянскими журналистами, что испытал три потрясения в жизни — Маньяни, Каллас, Образцова.

Он подарил ей свою фотографию, сделав такую надпись:

«Самой дорогой моей артистке, самой замечательной подруге, непревзойденной сумасшедшей в моей жизни — со всем моим обожанием».

И он предложил Образцовой то, что не успел сделать с Марией Каллас. Снять фильм-оперу «Тоска».

Ее планы по-прежнему огромны. Она ищет, работает, не сбавляя темпа.

На репетиции «Сельской чести» в «Ла Скала». С Ф. Сичилиани

На этом можно было бы закончить книгу. Но мне хочется рассказать о том, как в половине пятого утра 25 октября 1981 года мы встретились во Внуковском аэропорту: Образцова, Важа и я. Важа слишком буквально понял ее просьбу — заказать билет на утренний рейс. И мы встретились, я бы сказала, немножко бледные от бессонной ночи. Накануне вечером она еще пела в «Хованщине»…

— Важа, я же тебе говорила: билет на утренний рейс!

— Позвольте! А по-вашему, пять тридцать — это не утро?

Они летели в Тбилиси на фестиваль советской музыки. Образцова обещала Свиридову выступить в его авторском концерте. В последние годы композитор написал новые песни на стихи Александра Блока. Ей он доверил честь их первого исполнения. В концертах, посвященных столетию со дня рождения великого поэта, она пела «Весну», «Царицу и царевну», «Под насыпью, во рву некошенном». И прежнее, любимое ею: «Ветер принес издалека», «Как прощались, страстно клялись», «За горами, лесами», «Флюгер», «Утро в Москве», «Не мани меня ты, воля», «Невесту». Вместе с Московским камерным хором Образцова пела «Икону» в цикле «Песни безвременья».

Издавая двухтомник своих сочинений, Свиридов посвятил Образцовой девять песен на слова Блока.

И теперь с этой новой программой им предстояло познакомить Тбилиси…

Самолет взлетел точно по расписанию, и через два с половиной часа мы были в Тбилиси.

Вереница пустующих такси стояла на пустынной площади, шоферы, красиво облокотясь на открытые дверцы, с улыбкой объясняли, что в город не проехать: Тбилисоба!

Важа, обеспокоившись, побежал в здание аэропорта разыскивать товарищей из Тбилисской филармонии, встречавших Образцову. И вскоре нашел и товарищей и шофера черной «Волги», который снова повторил, что в город уже трудно проехать, потому что Тбилисоба. И все-таки мы поехали — по круговой, окольной дороге.

В теплом утреннем воздухе дальние горы стояли легко, розово, прозрачно. Во дворах еще неистово цвели розы. Но октябрь ставил на дороге то дерево хурмы, которое, сверкнув, осталось в зрачках со своими красными восковыми плодами в угольно-черных ветвях; то женственную вереницу акаций, гремящих на ветру коричневыми, кривыми, как турецкие сабли, стручками, то замшевых осликов с корзинами винограда по бокам. Приметы грузинской осени, сквозь которую мы ехали…

В гостинице встречавшие Образцову люди посоветовали ей отдохнуть с дороги час-другой. И если уж так вышло, что музыкальный фестиваль совпал с Тбилисобой, а концерта у нее сегодня нет, то ей грех не увидеть этот праздник. Раз в год со всей Грузии в Тбилиси съезжаются люди, они привозят плоды труда своего — пшеницу, кукурузу, вино, яблоки, айву… И весь Тбилиси выходит на свои улицы и площади, народ поет, танцует. Это надо видеть своими глазами, в этом надо участвовать!

Образцова не стала отдыхать с дороги, только бросила в номере чемодан, сказала, что хочет сейчас, сию же минуту в этом участвовать!

И я тоже на минуту поднялась по лестнице в свой номер, оставить дорожную сумку. И увидела в окно на другой стороне улицы, у ступеней огромного современного кинотеатра, золотое окружье гумна, молотьбу, лошадь. Босая крестьянка вставала на доску, привязанную к лошади, и та бежала, круг за кругом, круг за кругом. В тот же миг душным стеснением в груди я узнала, где и когда видела эту картину. Кахетия в оправе детства! Моя молодая красивая мать, мой маленький брат, война и эвакуация… И ведь зачем-то нужно было, чтобы через сорок лет перед окнами гостиницы, в Тбилиси, в городе тротуаров и лифтов, золотом блеснула мне эта молотьба, воскресла эта женщина на деревянной доске!..

На репетиции «Сельской чести» в «Ла Скала». С Ф. Дзеффирелли

Все сбылось в ту поездку!

День сиял, когда мы вышли на улицу, пекло, как летом. И праздник набрал уже свой жар, блеск, размах. Огромная толпа лилась, несла по улицам вниз, к Куре, к мосту Бараташвили.

Прибывшие из разных районов Грузии по своему вкусу и обычаю устраивали в этой части Тбилиси свои жилища и дворы. Мы разыскивали жителей Дманиси, где издавна живут грузины и русские. И так вышло, что сначала мы попали к русским.

В глубине двора стояла большая белая печь. Из трубы шел дым, в котлах варились пельмени, на сковороде скворчали и бронзовели куски мяса. Образцову пригласили к столу, длинному, во всю длину двора. Тут же, вблизи, росло дерево, там жил белый аист в своем гнезде. И аиста, и печь, и дом крестьяне Дманиси привезли с собой на праздник. Пир тек за столом. И без конца со стола передавали в толпу пироги, яблоки, куски жареного поросенка, стаканы вина… Любой прохожий мог откушать вместе с этими людьми!..

Скоро все знали, что знаменитая певица Елена Образцова пришла в гости, сидит за общим столом. Сейчас ее попросят спеть, подумала я. Но дманисские крестьяне привезли свои песни и гармониста, одетого в черное торжественное сукно, с бумажной розой в фуражке. Женщины в ярких мягких шелках, в расшитых кофтах, лентах и бусах вышли на веранду дома. Впереди на табурете сел гармонист и враз перекрыл говор и шум перебором гармони. И видно было, какую радость получают сами поющие от своего концерта!

Афиша сольного концерта Е. В. Образцовой. Тбилиси, 1979

Поблагодарив гостеприимных хозяев, мы пошли дальше, в грузинский дом Дманиси.

Тут тек пир на грузинский лад. И стол тоже был долог, во всю длину дома… За столом сидел секретарь райкома партии Дманисского района, молодой интеллигентный человек, похожий на героя фильма Резо Чхеидзе «Твой сын, земля…». Рядом с ним сидел известнейший русский поэт в черной грузинской шапочке. Рядом с поэтом сидел пастух, а собака пастуха лежала у ног хозяина. Рядом с пастухом сидел ученый. А рядом с ученым сидел красивый седой старик в национальной грузинской одежде. И с ним — четверо молодых, одетых, как и он. Они пели грузинские песни, и старик пел лучше молодых.